Ретранслятор

Штат комплекса на данный момент насчитывал сорок с лишним человек, из которых простых людей, пожалуй что, и не осталось. Три механика, пара научных сотрудников да завхоз Петрович, которому все было нипочем. Уникальность самого комплекса была даже не в том, что электроника в нем работала. Тут находилась основная боевая единица мертвого мира, команда испытуемых, которая достаточно скоро раскололась на два враждующих лагеря, а потом и вовсе разделилась, и уж совсем непримиримые, предварительно запасшись картами хранилищ ведомства, загрузили под завязку пару внедорожников да отправились восвояси. Среди них был и Восьмой, ныне покойный и сейчас раздираемый дикими животными по кускам где-то в обгорелом остове машины на окраине города. Был там и Третий, по медицинским показателям человек неуравновешенный, а по социальным и вовсе неприспосабливаемая личность, рекомендации к использованию которого были на последнем месте. Именно потому он, наверное, и вошел в группу одним из последних, а работу с ним начали и того позже. Он и умер по-глупому, слепой, до последнего момента пытавшийся обойтись без жертв. Однако что случилось, то случилось…

Второй остался в комплексе намеренно. Он, как и большинство примкнувших к нему лабораторных крыс, имел свои виды на те ресурсы, что так внезапно оказались у них в руках. Вот ты никому не нужный человечек, пошедший вразнос и оказавшийся на обочине жизни. К тебе относятся как к пустому месту, пичкают лекарствами, прививками, натирают мазями и гоняют по комплексу аки блоху, обложив датчиками и переносными мониторами, и вдруг ты понимаешь, что все, что произошло с тобой, не так уж и плохо, как казалось на первый взгляд. Деньги, выданные за участие в эксперименте, да пара лишних дырок в черепе, все это отходит на второй план, а вместо этого мощь, власть, страх в глазах окружающих, пьянящее чувство вседозволенности и непобедимости… Но проходит и это, а горькое похмелье все не наступает. У тебя достаточно еды и воды, с тобой те, кто поддерживает тебя, пусть и не во всем, но шатко или валко лидерство признают, и ты просто не знаешь, что с этим делать.

Понять? А зачем? Мир прошлого, такой спокойный, мирный и чистенький, оставил без дома, документов, любимых людей. Тут же в тебе такая сила, что звезды содрогнутся и волны, вздрогнув, расступятся, как перед ветхозаветным старцем…

— …ноги убери, чудила. Это же красное дерево. — Второй приоткрыл глаза и печально взглянул на Петровича, собиравшего и паковавшего в большой черный мешок обрывки бумаг, огрызки и пустые банки из-под консервов.

— Опять? — В горле першило. Бутылка с алкоголем опустела, и голова, уже почти привычно завывая на все лады, обещала неслабое похмелье. — У тебя, Петрович, вообще страха нет?

— Страх у тех есть, кто не нужен. Кто пустой человек. — Старик пожал плечами и, поставив в угол кабинета пакет, всучил в руки Второго другой. — Сломается что, перегорит, так вы же, рожи бандитские, в жизни починить не сможете.

— А у тебя, значит, все срастется? — Второй пренебрежительно отбросил пакет, и тот, тихо упав на пол, прикрыл пепельницу с окурками, опрокинутую им на дорогой персидский ковер.

— А ты сомневаешься? — хмыкнул Петрович.

В дверь постучали, и этот резкий звук принес Второму гораздо больше страданий, чем хамское поведение старика. Мерные, осторожные удары костяшками пальцев о дерево отразились в черепе, будто колокольный набат в пожар.

— Шеф. — Нечесаная шевелюра Двадцать третьего, одного из последних экспериментальных, что остался в комплексе то ли из-за лени, то ли из-за банальной природной трусости, предпочтя статус обслуживающего персонала опасностям внешнего мира, появилась дверном проеме.

— Что тебе? — поморщился хозяин кабинета и под суровым взглядом завхоза закинул ноги на столешницу, охнув от нового болевого спазма.

— Конвой вернулся, — пояснила шевелюра. — Восьмого с ними нет.

— Так узнайте, где он, — меланхолично произнес второй.

— Уже узнали, — хмыкнул Двадцать третий. — Егора выморозили.

— Это как?

— Ну как курицу в жидком азоте. Быстро и целиком.

От этой новости похмелье у Второго улетучилось почти мгновенно.

— Кто?

— Точно не известно, но фриз силы небывалой.

— Кто был со слепым?

— Бездари. Болезный, пир и проглот.

— Кто-то из них?

— Если только новенький. Наши сканеры его щупать пытались, но ясно одно — из наших.

— С чего взял?

— Так тут и думать нечего. — Парень повернулся ко Второму правой стороной черепа и многозначительно постучал пальцем по собственной проплешине, на которой не желал расти волосяной покров.

— Господи, подстригись. — Второго передернуло от омерзения, и, не раздумывая, он нащупал на столе стакан с остатками виски, которое спешно закинул себе в глотку.

— А где? — заныл Двадцать третий. — Парикмахера у нас нет, а машинку Петрович зажал. Говорит, что сломаю.