Ретранслятор

— И сразу в бой? — Нахмурился я. — Мне еще от прошлой заварушки не по себе, да и от последней новости надо еще отдышаться да попривыкнуть. Не часто такое услышишь.

— Соглашусь. — Кивнул Ханой. — Шок порядочный. Однако времени у нас наверняка еще предостаточно. Тебе сколько лет?

— Тридцать.

— Когда я тебя впервые встретил, тебе было сорок два. Часть из этого промежутка ты посвятил интеграции технологий, но какое-то время, безусловно, провел и здесь, в нашей реальности. Да и потом, наверху война. Базы вроде еще не до конца поделили город, хотя зачем они им сейчас? Был Ханой, была торговля. Теперь его больше нет. Есть только я, ты и неизвестность.

Многое встало на свои места, хоть я и не спешил верить кадрам киноленты. Скорее в то, что у тебя рога и копыта отрастут, или в загробную жизнь можно поверить, чем в путешествия во времени, твое предназначение спасти этот мир и прочую высокопарную фигню.

Стали понятны некоторые нюансы, когда, открывая техническое задание, я сталкивался с уже готовыми схемами, действия которых нужно было просто систематизировать, увеличить или стабилизировать согласно присланной из центрального НИИ таблицей. Раньше я недоумевал, откуда все это, но, если взять за чистую монету то, что вещал мой двойник с пленки, то ранее туманные подробности оказались очевидны и ясны. С другой стороны, передо мной вставала и вовсе непосильная задача. Проникнуть в прошлое, пускай это возможно, бог с ним, а главное — внедриться в закрытое тоталитарное сообщество того времени, да так, чтобы, заполучив в свои руки неслабые рычаги управления, выстраивать историю в нужном направлении. Задача колоссальная, на первый взгляд непосильная и заранее обреченная на провал, и, если не верить в то, что я услышал в лекционном зале, то так, наверное, и было бы. Жили бы себе под землей, доедали продукты, расходовали последние крупицы энергии и ждали, пока конец этого мира настанет окончательно.

Вздохнув, я поднялся с кресла и, развернувшись, направился к выходу.

— Ты куда? — вяло поинтересовался Мартов, по-хозяйски развалившись в кресле.

— На завтрак пойду, — честно признался я. — Надо все хорошенько обдумать, а на пустой желудок мысли в голову не идут. Одна белиберда.

— Ну иди, — охотно согласился полковник. — Как причешешь мозги, где найти меня, знаешь. Наружу все равно пока еще появляться рано. Даже мои бойцы не смогут выйти без потерь, а уж гражданские и подавно.

Выглянув в коридор, я отметил про себя, что комплекс постепенно просыпается и наполняется звуками. Хлопали двери, раздавались голоса. Кто-то врубил на полную катушку проигрыватель, и сквозь динамики устройства прорывался задорный голос неизвестного мне певца. Заработали лифты. Закрутив моторами, они принялись доставлять с этажа на этаж людей, спешивших по своим делам. Где-то, загрохотав штурмовыми ботинками, наверх отправился взвод охранения, сформированный вроде бы даже и из местных, вперемешку с людьми Ханоя. Как светлейшее одобрение, им даже были выданы автоматы и, судя по оттопырившимся карманом разгрузок, добрый запас патронов.

Мартов пришел и, в сущности, ничего не заменил, заменив одно неизбежное зло другим. Сумасшедшего ученого просто сменил спятивший военный, и, как ни странно, все нормализовалось и встало на свои рельсы настолько быстро, что многие и глазом моргнуть не успели.

Недовольство проявляли, но как-то вяло, а после парочки показательных казней, на которые полковник был большой мастак, сила его слова была признана безоговорочно. Впрочем, особо ретивым предложили покинуть помещение, и они, что неудивительно, отказались. Но всем этим событиям еще предстояло свершиться, а пока, выбравшись из темного зала, я шагал по коридору, ориентируясь на таблички на стенах. «Столовая — 250 метров», самое радостное событие за сегодняшнее утро. Как конь, почувствовавший приближение реки после долгого перехода, я втянул ноздрями повеявший из-за неплотно прикрытой двери кухни аппетитный запах яичницы и ускорил шаг.

Предстояло сделать многое, еще больше нужно было осознать и принять на веру, а начать следовало с малого. Ну, предположим, составить график работы на день. Восемь утра — подъем, восемь тридцать — водные процедуры. Девять утра — завтрак и прогулка. Десять и все последующее время до отбоя — подвиг. Смешно и одновременно грустно, но делать нечего. Уж если спасать мир, то непременно весь.

Достигнув двери столовой, я потянул за ручку и, шагнув, столкнулся с Мишаней, новой загадкой и старым другом одновременно.

— Привет, дядя, — дружелюбно оскалился в щербатой улыбке маленький воришка. — Ты уже встал?

— Дела были, — признался я. — А ты что тут?

— Хлеб ворую и котлеты, — честно поделился мальчишка, отгибая полу куртки и показывая бумажный пакет со снедью.

— Зачем? — опешил я. — Тебе в столовой не естся?

— Да повар с собой не дает, а мы с мальчишками сегодня в поход играть будем, — обронил мальчуган и, проскользнув мимо меня, выскочил за дверь.