— В какой-то степени это не слишком отличается от моей работы. И я люблю загадки. Поэтому я так заинтригована «Орденом гроба и когтя». Вы заметили, что никто не хочет ничего о нём рассказывать?
Он издал нечленораздельный звук.
Я украдкой посмотрела на него краем глаза.
— Вы говорили, что люди в высших кругах стали дёргать за ниточки. Думаете, это как-то связано с орденом? За ними несколько поколений во власти, и видимо никто не желает переходить им дорогу. Они сплачивают ряды, чтобы защитить одного из своих?
Девлин провёл рукой по лицу. Он выглядел смертельно уставшим, хотя несколько секунд назад казался совершенно расслабленным.
— Не знаю. Я вижу последствия от манипуляций, но не того, кто за ними стоит.
— Они же не смогут закрыть дело?
— Нет. Не после сегодняшней находки. Но они могут контролировать ход расследования, поставив собственных детективов.
— Но это ваше дело.
— Вы правы. Я не намерен сдаваться без борьбы.
Его взгляд меня немного напугал.
— Что они сделают, если вы не согласитесь сотрудничать?
— Ничего. Меня они не тронут.
Утверждение Девлина так и звенело в моих ушах, когда я встала и отправилась на кухню приготовить чай. Я расставила чашки и подождала, пока закипит чайник, потому что хотела всё обдумать, прежде чем вернуться к разговору. Мне казалось, что я узнала нечто важное от Девлина. Откровение об учёбе в Эмерсоне вызвало особый интерес, и мне по-прежнему казалось довольно странным, что он не упоминал об этом в тех случаях, когда мы обсуждали убийство Эфтон Делакур. Но, может быть, он действительно просто не хотел рассказывать о своей личной жизни.
Я внесла поднос с чаем в кабинет и увидела, что Девлин заснул на кушетке.
Сев обратно за стол, я вернулась к фотографиям, но чем дольше я просматривала уже ставшие привычными символы и эпитафии, тем меньше энтузиазма вызывала у меня это занятие. Я начала чувствовать себя немного в себе: слабость в коленях, неприятная пустота в животе. Те же симптомы, когда Девлин заснул в моём кабинете и в прошлый раз.
Я убеждала себя, что на этот раз не подойду к нему. Просто позволю ему спать, и когда он проснётся, мы продолжим обсуждать дела или же он просто уйдёт. Так и будет.
Я не подойду.
Но, конечно, я подошла к нему, потому что не могла остаться в стороне. Я встала над ним, готовясь к толчку, сдавливающему грудь, и слабость накрыла меня с головой. У меня подкосились колени, я тяжело осела на кушетку рядом с Девлином.
У Девлина распахнулись глаза. Он посмотрел прямо на меня, но у меня возникло странное ощущение, что на самом деле он меня не видит. Он ещё не проснулся.
Что-то промелькнуло в его лице — невыносимая печаль, которая появилась и исчезла так быстро, что я засомневалась в том, что видела. Но затем я вспомнила, что он рассказал мне сегодня о своих ночных кошмарах.
Он сел и огляделся.
— Что произошло?
— Ничего. Мы просматривали изображения «Дубовой рощи», и вы заснули.
Он откинулся на спинку кушетки и протёр глаза.
— Да что с этим местом такое? — пробормотал он.
— Дело не в месте, а в вас, — ответила я. — День был долгий. Я тоже немного устала.
Он нахмурился.
— Как долго я спал?
— Полчаса. Возможно, сорок пять минут.
Мне показалось, что он удивится, почему я сижу рядом с ним, поэтому я тут же схватила шерстяной плед с края кушетки.
— Я побоялась, что вы замёрзнете.
Как только я начала его укрывать, он схватил меня за ладонь. Я знала, что должна отстраниться. Силы покидали меня, у меня закружилась голова, но я не шелохнулась.
— Мне кажется, что я проспал несколько часов.
Его голова покоилась на спинке кушетки, но взгляд упирался в меня. Мы провели несколько секунд в неловком молчании, и я подумала, что нужно встать и вернуться к столу. Но Девлин до сих пор держал мою ладонь. Я не могла освободиться, не испытав ещё большей неловкости.
— В честь кого вас назвали? — неожиданно спросил он.
Я удивлённо посмотрела на него.
— Я не знаю. Среди моих родственников и предков не было Амелий.
— И за этим именем не стоит никакой истории?
— А должна быть?
— Я подумал, что это семейное имя. Оно вам подходит. Немного старомодное, как и вы.
Я рассердилась:
— Ни я, ни моё имя не старомодны.
У него заблестели глаза.
— Я не хотел вас оскорбить. Я тоже старомоден. Такими нас воспитали. Обременёнными традициями в одной упряжи с ожиданиями и чёртовыми правилами.
— Я много чего знаю о правилах. Вы даже не представляете насколько много.
Его рука соскользнула с моего запястья. Пальцы сплелись с моими пальцами. Ничто не могло потрясти меня сильнее. Я спросила себя, а почувствовал ли он, как я дрожу.
— Я не должен быть здесь, — вздохнул он. Он поднял наши переплетённые пальцы и посмотрел на них, словно пытаясь узреть божественное послание.
— Почему? — Я знала, почему он не должен быть здесь, но смерть как хотела услышать его признание. — Я не настолько старомодна, чтобы испугаться остаться наедине с мужчиной в собственном доме.