Рестарт

Мистер Солвэй больше не ведет жизнь затворника, но человеком легким и приятным в общении от этого не стал. Все такой же невоздержанный на язык, он по привычке говорит что думает, не слишком заботясь о том, что его слова могут кого-то задеть. Он ожесточенно спорит с ведущими телевизионных новостей, которых считает идиотами, а ситкомы смотрит с каменным лицом, доказывая этим, что они не бывают смешными. Телескоп «Хаббл» он считает выдумкой и утверждает, что картинки, которые тот якобы передает с орбиты, снимают на киностудии в Голливуде. Пилюли от подагры мистер Солвэй пить отказывается. Вместо этого он нанизывает их на нитку, чтобы получилось ожерелье, которое он планирует преподнести сестре Дункан в качестве прощального подарка, когда та будет вынуждена уволиться, будучи больше не в силах выносить его выходки.

– Зачем же вы так, мистер Солвэй? – упрекает его Чейз. – Вам ведь нравится сестра Дункан. И она к вам относится хорошо.

– Она ничего не понимает в медицине, – ворчит в ответ мистер Солвэй. – У меня нет никакой подагры, просто иногда болят ноги. Посмотрим, как она сама в мои годы отплясывать станет.

Собеседник он интересный, но может и утомлять. Иногда мистер Солвэй утомляет самого себя и прямо при нас засыпает. Тогда Чейз накрывает его одеялом, и мы тихонько, на цыпочках уходим.

Сегодня мы с Чейзом собираемся пойти куда-нибудь перекусить и заодно посмотреть отснятый материал. Я предлагаю «Ледяной рай», где дают замороженный йогурт. И только потом вспоминаю, чем кончилась наша прошлая встреча в этом заведении.

Поймав его тревожный взгляд, я добавляю:

– Обещаю ничего тебе по голове не размазывать.

В «Ледяном раю» мы берем по мороженому с фруктами и орехами, садимся в угловой кабинке и смотрим на экранчике камеры видео, которое сняли за день.

Оно удалось. На нем мистер Солвэй уморительно разглагольствует о том, как появление в бейсболе назначенного хиттера окончательно погубило эту игру. Отснятого материала хватило бы нам по меньшей мере на пять сюжетов. Но мы все продолжаем снимать – только потому, как мне кажется, что уж больно нам не хочется расставаться с нашим героем.

Чейз думает так же.

– Даже когда закончим, я все равно буду к нему ходить, – говорит он.

– И я с тобой, – неожиданно для самой себя отзываюсь я.

– Шошанна?

Я поднимаю глаза – в очереди к кассе стоит моя мама, в руках у нее маленький торт из замороженного йогурта.

Внезапно ее лицо искажает гримаса запредельного ужаса.

– Мама? Что с тобой?..

И тут до меня доходит: она узнала того, кто сидит, прижавшись ко мне плечом, и вместе со мной смотрит видео на крошечном экране портативной камеры.

Дома я не рассказывала, что у меня есть соавтор. Поэтому понятно, как мама восприняла открывшуюся ей картину: я как ни в чем ни бывало воркую, сидя практически щека к щеке с отпетым негодяем, который превратил жизнь Джоэла в ад и вынудил уехать из города.

– Это не то, что ты думаешь! – торопливо оправдываюсь я.

Но взгляд у мамы – холоднее стали.

– Марш в мою машину! Я отвезу тебя домой.

– Но мама…

– Я сказала, марш в машину!

Чейз встает.

– Миссис Уэбер…

До этого момента мама держалась. Но теперь, когда он попытался с ней заговорить, ее прорывает.

– Как ты вообще смеешь со мной разговаривать? – кричит она, вся дрожа от негодования. – Или с кем-то из моей семьи? Да по тебе и твоим поганым дружкам давно тюрьма плачет!

Я снова пытаюсь ее остановить:

– Он ни в чем не виноват! Если тебе так надо кого-то назначить виноватым, назначь меня!

– Уже назначила! – Она тащит меня к выходу, плечом загораживая от Чейза. – А ты держись подальше от моей дочери!

– Мам, может быть, лучше поговорим? – прошу я.

– Конечно, мы поговорим! Еще как поговорим! Так, что к концу разговора у тебя уши волдырями покроются!

На полпути к дому мы с ней вспоминаем, что за торт из замороженного йогурта так никто и не заплатил.

Мама звонит папе, и тот пораньше уходит с работы, чтобы со мной поговорить. Все выглядит так, как будто меня уличили в преступлении, как будто в подвале за старыми лыжными костюмами обнаружился типографский станок, на котором я печатаю поддельные стодолларовые банкноты.

Папа пытается быть рассудительным:

– Мы считаем, что тебе нужна полная свобода поиска своего «я». Мы никогда тебя не ограничивали…

– До сегодняшнего дня, – насмешливо договариваю за него я.

– Мы не ожидали, что нам придется это сделать! – взрывается мама. – Шошанна, ты же сама знаешь: мы никогда не лезли к тебе с советами, с кем дружить, а с кем нет. Но с ним – это ни в какие ворота! Этот негодяй не просто издевается над людьми – он ломает им жизнь! Как, например, сломал твоему брату.

– Мы с ним не дружим, – оправдываюсь я. – В смысле, сначала не дружили. Просто Чейз теперь занимается в видеоклубе. Это он придумал, что мне надо снять сюжет про мистера Солвэя. Я хотела отказаться, но старик оказался таким очаровательным!

– И тебе не показалось странным, что, выжив из города Джоэла, он теперь вдруг обратил внимание на тебя? – спрашивает папа.