Мое! Что хочу, то и делаю!
И ведь одной внешностью дело почти никогда не ограничивается: за ней, как правило, вплотную идет психология. Обладатель «уютного гнездышка» соответственно ведет себя во время движения. О н едет, не кто-нибудь, зачем думать о других машинах, шоферах, пешеходах? Такой не подвинется, не притормозит, не уступит дорогу даже в очень опасном месте: он немедленно прибавит газу, если вы станете его обгонять, а ведь обязан пропустить, он каждую минуту может стать причиной аварийной ситуации, может совершить непоправимое, тем более что и рулем он обычно владеет не слишком уверенно, но не желает принимать всего этого во внимание в своем тупом блаженстве и самоуверенности.
Я никогда не «голосую» в машину с любительским номером, и вам не советую — жизнь дороже.
Легковая машина, заднее стекло которой затянуто материей, или тюлем, или фольгой, или мерзко дрожащими проволочками совсем уже непонятного назначения, опасно закрывает обзор дороги шоферам машин, идущих сзади; милиция почему-то не принимает этого во внимание.
Попробуйте расписать чем-нибудь этаким балкон — пенсионеры вашего жэка быстренько призовут вас к порядку. А с машиной пока можно делать все что угодно.
Частники, что вы хотите…
— Позвольте! — слышу я восклицание. — Но ведь и вы, уважаемый рассказчик, ведь и вы в некотором роде частник, не так ли?!
Так, разумеется. Машина — моя собственность, хотя, поверьте, я предпочел бы иметь возможность брать ее напрокат; так вот, зайти и взять, без всякой очереди, без препирательств о запчастях, с гарантией того, что она в порядке. И серия моего номера вопит о том, что я — частник, выдает меня любому и каждому.
Ничего не попишешь, этот маленький крест я обречен нести до конца дней своих, точнее до того мгновения, как я сяду за руль в последний раз. И любой прохожий, даже и тот, кто на моем месте, напротив, гордился бы этой сверкающей лаком собственностью, может ткнуть в меня пальцем.
Так же, как вы это сделали только что, дорогой читатель.
Но раз уж в жизни мне некуда деться, позвольте хоть в книге поставить себя «вне закона» и сделать вид, что уж я-то никак не частник. А что? Я непременно сделался бы профессиональным шофером, если бы не диплом врача.
Кстати, и зарабатывал бы я в этом случае куда приличнее.
И вот еще какое есть у меня оправдание: быстро осознав все, на что способен частник, я с самого начала своей автомобильной карьеры терпеть не мог ситуаций, в которых я выглядел бы любителем в глазах профессионалов, и делал все возможное, чтобы избежать иронического к себе отношения. Овладев как следует машиной, я стал ездить с максимально допустимой на данном участке скоростью. Двести пятьдесят тысяч километров, которые отщелкал за эти годы мой спидометр, дают мне некоторую уверенность в своих силах. И частников, мешающих мне двигаться по забитой машинами трассе, я, подражая шоферам, тоже ругаю сквозь зубы.
И напрасно. Ибо для того, чтобы ездить как профессионал, каждый должен накатать свои двести тысяч, совершая при этом положенное число ошибок. Иначе попросту не бывает.
И все же я уверен, что тянусь к профессионалам не зря.
И не зря уважаю труд шофера, и самих шоферов — тоже.
И еще машина дала мне ощущение планеты Земля.
Сколько места занимает пешеход? Несколько десятков квадратных сантиметров? В масштабах Земли это точка, различимая только в очень сильный телескоп.
А если я провел колесами машины след длиной в сто километров? Это уже солидный кусок поверхности нашего шарика, различимый и невооруженным глазом — например, с вертолета.
А тысячу километров можно различить даже со спутника.
Тысячу километров я проезжаю запросто. И делал я это много раз…
«Хорошо бы, — думается мне иногда в дальней дороге, — чтобы существовал экран, на котором кто-то мне близкий, дочки или та же моя вечная Галя, мог бы наблюдать, как перемещается по Земле крохотный жучок, моя машина. Я еду, а жучок ползет и ползет потихоньку…»
Главное, ты не просто механически пересекаешь пространство. Твое существо непрестанно впитывает в себя различную информацию, приметы ландшафта, времени, своеобразие архитектуры и уклада жизни тех городов и районов, которые ты пересекаешь.
Езда по городу ничто в сравнении с тем, какое наслаждение получаешь, когда изредка представляется возможность или тем более необходимость совершить очень дальнюю поездку. Уже самые сборы, включая подготовку машины, доставляют великую радость ожидания. Что же сказать о дне, когда, освобожденный от мелких забот, плотной броней закрывающих обычно твое существо, ты осторожно выводишь из города крепко нагруженную и доверху заправленную машину и, постепенно прибавляя скорость, вживаясь, так сказать, в новый ритм движения, вырываешься на простор.
Вот уже стрелка спидометра рвется к сотне, и тебе все труднее сдерживать ее, заставить уйти назад к шестидесяти, проезжая каждый из бесчисленных населенных пунктов на твоем пути.