Решающее лето

Небо над Пиккадилли казалось отяжелевшим от звезд, которые напоминали искрящиеся островки на темно-зеленой водной глади. Я думал о путешествиях и открытиях, о кораблях, плывущих мимо неизвестных атоллов, о новых землях, встающих белыми миражами над туманными горизонтами, приветствиях или угрозах на незнакомом языке, встречающих путешественников, и о голосах, поющих непонятные, но прекрасные песни.

Свобода остается иллюзией для тех, кто никогда ее не знал. Если с детства вас приучали к «ответственности», к тому, что домой следует возвращаться не позднее половины десятого, уезжая на каникулы, немедленно посылать домой открытку с извещением о благополучном прибытии, сообщать за завтраком, от кого вы получили письмо, на память знать номер своего страхового полиса, разрешения на пользование радиоприемником и библиотечного абонемента, если все эти вещи — неотъемлемая часть вашего ежедневного существования, тогда вы не знаете, что такое свобода. В силу той или иной случайности мы можем оказаться относительно свободными людьми, вольными ехать или идти, куда нам вздумается, без предупреждения оставить свой дом и так же неожиданно в него вернуться. Мы можем сесть на корабль и уплыть туда, где никто нас не знает и мы не знаем никого. Но, разбив старые цепи, мы уже через неделю начинаем ковать новые. Мы придумаем для себя миллион обязанностей, завяжем уйму новых связей, стремительно воздвигая стены новой тюрьмы, потому что нам так не хватает старой.

В этот майский вечер, когда я стоял в центре города, меня беспокоила лишь одна мысль: какой путь избрать, чтобы обеспечить себе иллюзию максимальной свободы. Думая о поездке в Америку, об этом желанном, полном неизвестности отпуске, я уже знал, что он кончится ничем. Впервые в жизни я мог отправиться в Новый Свет, будучи совершенно свободным и ничем не связанным. Но с самого же начала я был обречен на то, чтобы взвалить на себя груз новых обязательств. Каковы они будут, я еще не знал. Я только знал, что буду искать их и, найдя, жадно ухвачусь за них, ибо не привык к пустоте одиночества.

Однако в любом случае у меня все же сохранится иллюзия свободы. А если я женюсь, я возьму на себя ответственность за другого человека. Здесь уже не будет места иллюзиям. Все станет фактом. А я пока еще избегал смотреть фактам в лицо.

Можно лишь позавидовать тому, кто не в состоянии существовать без посторонней поддержки. Взвалив на других свои обязанности, он, таким образом, обретает полную свободу. Насколько труднее живется тем совестливым беднягам, которые не мыслят жизни без забот о ближних. Сильные люди так или иначе становятся рабами, да и глупцами тоже. Посмотрите на X, на этого явного неудачника, обузу семьи! Он ни на что не годен, в коммерции не смыслит, безнадежно отстал от времени, у него нет никакой финансовой смекалки. Дайте ему в руки тарелку, он и ту уронит на пол, попросите бросить в почтовый ящик письмо — он неделю протаскает его в кармане. Все презирают его за глупость, неловкость и никчемность. Рядом с ним каждый из его братьев и сестер чувствует себя титаном и мудрецом. И все они считают своим долгом заботиться о X, кормить и поить его, будить по утрам, пришивать ему пуговицы, писать за него письма, проверять его счета, приглашать к нему врачей, если он захворает, а если он умрет, так же безропотно возьмут на себя заботу о его вдове. И все это любя и презирая.

А X в душе посмеивается над ними, ибо из всей семьи он единственный, кто по-настоящему свободен. Пусть их, радуются своему умению и смекалке — это умение и смекалка рабов из древней Газы, прикованных цепями к мельничным жерновам.

Из-за размолвки с Элен наша следующая встреча состоялась лишь несколько дней спустя. Я отчасти был даже рад, ибо надеялся, что за это время приму какое-то решение. Однако меня охватили странная леность и апатия. Я не обременял себя раздумьями, и если думал, то только о приятном — о радости встреч с Элен, о наших с нею поединках и моем упорном сопротивлении. Почему бы этому не продолжаться и дальше?

Но одно мне было совершенно ясно: наши отношения достигли нового, кульминационного пункта. Сколько бы мы ни ссорились, я знал, Элен теперь не отступится от своего и едва ли удастся заставить ее просить пощады. Любовь сделала ее сильной и решительной, и Элен более не станет унижаться до радости мелких побед. Она строила большие планы и готова была бороться за них. Мы встречались теперь как зрелые противники, преисполненные невольного уважения друг к другу. Лишь тогда, когда мы наконец открыто признаемся друг другу в наших чувствах, сможем мы снова вернуться к прежней дружеской и лукавой игре — побочному и случайному продукту подлинного влечения.

Элен избрала принцип полного равенства инициативы. Теперь, когда, поссорившись, мы расставались, она более не терзалась сомнениями, позвоню я ей или нет. Она звонила сама, когда того хотела, без всякого ущерба для своего самолюбия.