Решающее лето

Сейчас предложение Колларда показалось мне совсем уже фантастическим. Я чувствовал себя человеком, удачно избежавшим серьезной опасности, почти с риском для жизни. Я очень устал и решил, что поеду прямо домой, а оттуда позвоню Чармиан, узнаю, как у нее дела (ведь я уехал, даже не известив ее об этом), затем поужинаю и сразу же лягу в постель.

Я купил вечернюю газету и кликнул такси.

Читать газету в такси не доставляет удовольствия, и поэтому я раскрыл ее только тогда, когда у Вестминстерского аббатства мы попали в «пробку». Первое, что бросилось мне в глаза, была фотография Эвана Шолто. Рядом с Эваном, наполовину срезанный кромкой снимка, стоял детектив в штатском. Эван смотрел в объектив испуганным и напряженным взором человека, ждущего, что сейчас с ним случится что-то ужасное. Он был в плаще и мягкой фетровой шляпе, правая рука поднята, словно он хотел закрыть рукою лицо, но потом передумал.

В заметке сообщалось, что Эван Шолто, Джон Филд и Уилфрид Джордж Лаванда были доставлены утром в полицию по обвинению в мошенничестве и воровстве. После допроса их отпустили на поруки.

Я тут же велел шоферу везти меня в Риджент-парк. Прошла вечность, пока мы наконец доехали.

Открыв мне дверь, Чармиан промолвила:

— О, ты уже знаешь. Я хотела сама сообщить тебе, но не знала, куда ты исчез.

Я поцеловал ее.

— Не надо, — сказала она почти сердито. — Я даже не удивилась, когда они за ним пришли. Но все равно это было ужасно. Свекровь слегла.

Она провела меня в гостиную, где горели все лампы, а на диване лежал пьяный Эван Шолто. Когда я вошел, он открыл глаза и, бодро воскликнув: — Хэлло, хэлло! — снова закрыл их. Казалось, он дремлет.

— Что случилось? — спросил я Чармиан, невольно переходя на шепот.

Она посмотрела на мужа укоризненно и устало.

— Садись и выпей чего-нибудь. У тебя утомленный вид. О, я и сама толком не знаю. Лучше спроси Эвана.

Эван улыбнулся хитрой улыбкой пай-мальчика, который, закрыв глаза, притворяется, будто спит.

— Объясни сама, — пробормотал он. — Объясни, и хватит об этом.

Как выяснилось, идею подал Филд, Эван был юридическим лицом, а все остальное делал Лаванда. Эван покупал на свалках-распродажах или на аукционе потерпевшие аварию разбитые машины, чтобы получить их регистрационные номера. Затем Лаванда уводил со стоянки машину той же марки и, зашлифовав ее номер на коленчатом валу, заменял старый номер на моторе, шасси и щитке номером машины, потерпевшей аварию (Чармиан не без удовольствия сообщала мне технические подробности). Эта тонкая и сложная работа под силу лишь хорошему механику, все надо было сделать так, чтобы на заклепках и коленчатом валу не оставалось ни единой царапины.

Для перепродажи краденых машин и был открыт автомобильный салон на известной нам улице. В целях безопасности автомобили продавались только незнакомым лицам. Все трое были пойманы с поличным 16 августа, когда они выручили девятьсот фунтов за продажу очередной машины.

Эван и Джонни Филд за сравнительно короткий срок заработали довольно крупную сумму, из которой они выплачивали Лаванде двадцать пять фунтов в неделю. Имея в прошлом судимость за кражу запасных колес, Лаванда не мог и думать о том, чтобы найти приличную работу. Решив, что ему платят слишком мало за самую опасную и трудную, по его мнению, часть работы, он начал действовать самостоятельно и в течение шести недель проделывал это довольно успешно. Однако он не учел опасности, с которой сопряжен заказ новых номерных знаков. Их выполняли несколько специализированных фирм. С его стороны это был явный просчет, ему было лень хорошенько пораскинуть мозгами. Если бы он скупал отдельные номера и литеры, а затем составлял из них нужные номерные знаки, все сошло бы с рук, но фирма, получив вдруг такое количество заказов на номерные знаки для относительно новых еще машин, заподозрила неладное и обратилась в полицию. Полиция подоспела как раз вовремя, чтобы помешать очередной сделке: продаже машины выпуска 1946 года за тысячу фунтов стерлингов. Покупателем была известная уже нам мисс Хардресс.

— Кажется, все ясно, — устало закончила Чармиан. — Все предельно просто. Купить машину в наши дни очень трудно. Даже если у покупателя и возникнут подозрения, он едва ли станет поднимать шум. Если бы не жадность Лаванды…

— Что же дальше? — тихо спросил я.

Эван услышал мой вопрос.

— Могут дать три года, — ответил он, словно выдохнув эти слова, все с той же улыбкой пай-мальчика, — или меньше, если повезет. — И вдруг, отвернувшись, прижался лицом к спинке дивана, втянул в себя воздух и замер. Мы с тревогой смотрели на него, Чармиан медленно привстала на стуле. Но вот наконец он с шумом выдохнул, судорожно глотнул и сел. Глаза его были закрыты, ресницы слиплись от слез. Он хотел было встать, но снова бессильно опустился на диван.

— Я не могу поверить, — произнес он, — не могу. Проснуться бы завтра и узнать, что все это кошмарный сон… Но нет, это правда. Я боюсь спать, потому что, проснувшись, должен пережить все заново…