Рерих

Николай Константинович пристрастился к охоте еще с гимназических лет. Здоровье его не отличалось крепостью. Особенно мучили легкие. Продолжительные бронхиты часто прерывали школьные занятия. После третьего класса доктор настоятельно рекомендовал как самое радикальное для закалки здоровья средство зимние и весенние охоты. Управляющий Изварским имением Михайла Иванович Соколов, похожий на «Топтыгина по виду и по своей любви к охоте и лесу», помог мальчику понять романтику лесной жизни. Лес — это особое царство, требовавшее от пришельцев выносливости, внимательности, сноровки, умения разбираться в неожиданных обстоятельствах и сложной психологии его обитателей. Заядлый охотник и гимназист ходили в многодневные лесные походы, бродили по незнакомым местам, перебирались через обширные моховые болота с опасными «окнищами», разыскивали звериные тропы, заслушивались на утренней заре пением птиц.

Любознательный и остро чувствовавший красоту природы мальчик скоро полюбил лес и увлекся охотой. В молодости ей была принесена немалая дань, что для будущего гуманиста казалось бы далеко не свойственным. Стасов, поздравляя как-то Николая Константиновича с именинами, писал ему:

«…а позвольте спросить, как Вы провели свой торжественный день бенефиса и что Вы во время его прохождения делали? Если ничего больше, как только на охоту ходили, да бедных птиц били, ничем не повинных ни душой, ни телом, ни хвостом, ни лапками, что Вам скучно и нечего делать, и ничего Вы лучше не придумали, Как лишать кого-то жизни от нечего делась, — то я Вас не хвалю ничуть и желаю Вам, чтобы тот или иной Никола поскорей от Вас отступился и повернулся к Вам задом, — что это, дескать, за огромный протеже у меня, Только и умеет, что простреливать насквозь чужие головы и зады. Нет, нет, ради самого господа бога (которого я, впрочем, мало знаю и мало утруждаю собой) — и всех его святых прошу Вас это негодное дело бросить и ни до каких курков и зарядов больше никогда не дотрагиваться».

Но эти советы мало охлаждали охотничий пыл Николая Константиновича. Охотился он не от скуки и тем более не от «нечего делать». Пожалуй, даже потребность общения с природой не была единственной причиной охотничьей страсти. Энергичный юноша жаждал новых ощущений, искал возможности для того, чтобы проявить изобретательность, находчивость, смелость. Не случайно впоследствии художник часто повторял восточную пословицу: «Удалый просит лук — птицу он сам достанет».

Всегда подтянутый, корректный, с открытым взглядом и приветливой улыбкой, Рерих-студент производил впечатление очень общительного человека. Он охотно заводил знакомства, умел слушать собеседника и поддерживать разговор, обладал присущим его возрасту любопытством к людям и искал дружбы сверстников. Но дружба давалась ему не просто. При всей своей общительности Николай Константинович не так-то легко допускал посторонних до своего «святая святых». Потенциальные друзья часто натыкались на глухую стену, проникнуть за которую не разрешалось «инаковерующим». А вера этого юноши была слишком строгой, и стремившихся примкнуть к ней находилось не так-то много. Дело в том, что Николаю Константиновичу был чужд свободный студенческий быт. Так называемая «богемная жизнь», которой не прочь были щегольнуть будущие художники, не вызывала у Рериха никакой симпатии. Его коробила словесная распущенность. В дневнике двадцатилетнего студента мы читаем:

«Чего мне стоило научиться не краснеть при каждом скоромном слове — ведь глупо, а не мог сдержаться и краснел, недаром Мирошников называл красной девицей, а другие и теперь еще белоснежной».

При философском складе ума и настойчивости в достижении поставленных перед собой целей поведение молодого Рериха подчас казалось излишне рассудочным, и ему приходилось испытывать недоверие сверстников. «Не похож ты на нас, академистов, — говорил Николаю Константиновичу его друг Леон Антокольский, племянник знаменитого скульптора, — когда другие в свободное время сидят себе по домам, распивают чаи да болтают, ты все что-то работаешь и обдумываешь».

Так поговаривали друзья. Недруги отзывались резче. Обвинений в обособленности, эгоизме, честолюбии отпускалось с лихвой. Порой это вызывало негодование и протесты, порой замкнутость. Характер Николая Константиновича вырабатывался в условиях повышенной требовательности к себе и окружающим. Однажды Рерих записал в дневнике: «Насколько я люблю похвалу и насколько она меня поднимает, настолько удручает и огорчает резкое порицание… А все самолюбие, ох какой кнут это самолюбие, так и стегает, ни минуты покоя. А все же лучше его иметь больше меры, чем меньше. При нем можно сделать много такого, чего без него не сделаешь».