Реплика в зал. Записки действующего лица

Пахал-то я пахал, но и мне, и всем вокруг было ясно, что дни главного редактора сочтены. Примет этого печального обстоятельства становилось все больше. Самые чуткие к переменам сотрудники все реже заходили в кабинет, иные забывали поздороваться, а мой заместитель, тот вообще стал ездить обедать на Васильевскую, составляя компанию Виктору Демину. Молодец! Демин скоро станет его начальником.

Но не только это. Ушла из моей жизни "Кинопанорама". Ее руководитель Ксения Борисовна Маринина звонить перестала. Естественно, и я ей не звонил - получилось бы, что напрашиваюсь. Так "по тихому" разошлись.

А в Союзе кинематографистов жизнь кипела и бурлила - там сочиняли "новую модель кинематографа". Ничего путного в результате не получилось, но на первых шагах казалось, что получится. Занятый журналом, я на Васильевской появлялся редко. Когда же приходил, видел перемены. Иные, кто еще недавно были простыми, раскованными ребятами, быстрыми на словцо, на подначку, на опрокинуть рюмку, обрядились в строгие костюмы, приосанились. Спросишь о чем, прежде чем ответить, торжественно развернутся корпусом. Ходить стали неторопливо, не оскорбляя суетой собственный пафос. Стало много маленьких ермашей, если сравнивать коротко. Даже даровитый сценарист Женя Григорьев, на моих глазах как-то запустивший фужером в лицо любимой женщине, кровищи было на половину банкетного зала, даже он, всегда такой свойский, даже он теперь надулся и напрягся от навалившейся административной ответственности.

Не только я видел перемены. Вот и Анатолий Гребнев записывал в дневнике: "Заседаем... "Слушали - постановили". И те же испытанные формулировки: "предложить", "считать необходимым", "усилить". И наконец: "повысить роль"... И сами наши заседания все больше смахивают на бюро райкома - с вопросами повестки дня, персональными делами и, конечно, неприступным "первым" во главе стола".

А ближе к осени прессу позвали в отдел пропаганды ЦК для очередного инструктажа в духе времени. Там в кулуарах столкнулся с А. Камшаловым - еще немного, и он станет новым кинематографическим министром. Будучи в отменном настроении, увидев меня, он тонко пошутил: "О, тебя еще не уволили?!"

Подобные персонажи выбираются временем для решения "текущих потребностей". Похоже, таких имеют ввиду, когда вспоминают о соседе, которого зовут, когда надо зарезать курицу. Он "пришел из комсомола", заведовал в отделе культуры ЦК сектором кино, потом сменил Ф.Ермаша в кинокомитете. Когда сменил, объявил, что пришел в Госкино, чтобы его уничтожить. С чем и справился.

Мне до поры казалось, он-то знает мои профессиональные возможности, даже ценит. Недаром же звонил порой с одобрениями каких-то статей в журнале или материалов к докладам руководства, например, для Гейдара Алиева, который должен был выступить перед кинематографистами. Несколько человек позвали сочинять заготовки. Он тогда сказал: только твой текст и можно читать... Этот, прикидывал я, мог бы меня защитить или хотя бы посострадать. Ничуть, оказывается! Вовремя перестроился, уже влился в новое русло. "Тебя еще не уволили?!" - хохмач на площади с приготовленной виселицей...

Нас рассадили за длинным-длинным столом. Где-то вдалеке от меня, обок с начальством обозначился Э.Климов. По очереди высказывались, я тоже. Когда говорил, на лице Климова нарисовалось откровенное изумление: он еще жив?! Да еще выступает?!

К этому времени Климов уже "доедал" Ермаша. Трудностей с проведением акции у него не было, поскольку на самом верху давно определились: надо менять! А в ЦК Климов теперь ходил регулярно, даже держал на работе для таких случаев представительский костюм.

Было известно, что Ермашу предложили одно из двух: или он не сопротивляется, "сдает" всех своих и уходит тихо, и тогда его выводят на пенсию с сохранением всех благ, полагающихся высокой номенклатуре, либо, если вздумает сопротивляться, на пенсию все равно отправят, но как простого смертного: доедать, донашивать, доживать. Вскоре даже я понял, что он предпочел.

В своих мемуарах Павленок поведал , как был предан шефом после многих лет самоотверженной службы, в течение которой он сосредотачивал на себе ненависть недовольных, выполняя при Ермаше неблагодарную роль громоотвода. В кино ведь и таланты большие, а если бездари, то и бездари масштабные. Там сравнительно большие деньги вращаются, значит, - не до тонких чувств, там поголовный апломб. В кино недовольных искать не надо - они на каждом шагу. Павленку довелось лично узнать каждого. Буквально. И вот когда для Ермаша наступил момент выбора - поступить или поступиться, он без колебаний вычеркнул Павленка из своей жизни, не желая свою жизнь хоть чем-то осложнить ...

Ситуация со мной, при всех отличиях, по существу, оказалась сходной. Только, по-моему, несколько омерзительней. События развивались, как в совсем плохой пьесе. Сравнивая, прибегнул к штампу, конечно, но я столько прочитал плохих пьес и сценариев, что уверяю - здесь все-таки не штамп, здесь довольно точное сравнение.