Replay

– Иди-ка сюда, – обхватывает ладонью затылок, приближая к себе. И я с трудом понимаю, что происходит в данный момент: двигает ли моё окаменелое тело он или же это я податливо подаюсь ему в руки? Накрывает мои губы своими, туша напором слабые протесты, прорывающиеся в моменты обоюдного дыхания рот в рот, в попытке насытить лёгкие израсходованным воздухом. Мои отяжелевшие веки уже не способны широко раскрываться, соприкасаясь вместе, заменяя утраченным осязанием происходящего вспыхнувшие новыми гранями, не столь востребованные ранее чувства. И его запах сейчас звучит совсем по-другому. Окутывая неповторимой мелодией, проникающей в душу. И прикосновения, таящие на коже, сравнимы с касанием нежнейшего шёлка. А голос в противовес моему сопротивлению … Чёрт побери… Его голос… выжигает на подкорке нелепую фразу, растягивающую губы в смиренной улыбке. Которую он, от края до края, покрывает бессчетным количеством поцелуев, считывая в моём противостоянии истинную суть… Выдыхая в распахнутые губы. С нотками хрипотцы. Осушая жаром дыхания горло. Вкладывая в сознание тихое:

– Я обещал тебе… И мне два года вдалбливали с потом и кровью… что следует держать своё слово… Первое правило пехоты: шаг назад и ты уже дезертир… А сейчас… Лучше уж быть дезертиром, чем идиотом…

– Скажем прямо, плохо дело, – протягиваю неспешно, словно с выражением зачитываю на сцене Гомера.

– Если строго глядя вниз,

Хочет ваше тело мелом

Обвести криминалист…

В тишине слышится невнятный звук, больше похожий на сдержанный, приглушённый смешок. Да, только, он у того, кто лежит рядом, выходит каким-то одобряющий. Словно подкрепляющим тот бред, которым пропитаны мои мысли.

– Всё тяну с тобою, – отзывается саркастической интонацией, сохраняя при этом строгость, присущую напряженному голосу.

– Всё чего-то жду.

Нужно было сразу

Прикопать в саду.

– Мило, – киваю в ответ. Едва не роняя вместо этого кроткую фразу, "встретились два идиота…"

– Мама убила бы за подобное знание классики, озвученное прилюдно, – хмыкаю, привставая с мягкости пледа, разложенного на траве. – А нам с отцом в своё время такие стишки очень нравились. В детстве я знала их с пару десятков… Странно, что сейчас всплыло в памяти, – роняю отстраненно, запахивая рубашку на оголенной груди. – Всеволод уничтожит обоих, если узнает…

Озноб пробирает всё тело, а голова начинает нещадно трещать, отпуская из сознания опьянение, так и не набравшее своего максимума. Не могу на него смотреть. Не хочу зарождать какие-то надежды… А, ведь хотелось бы… в этот момент. Поддаться соблазну поверить ему… Странное чувство. Словно стоишь на распутье. Наблюдая невнятную борьбу, происходящую внутри. Наедине. С самим собой. И вроде бы вот он – камень преткновения, на котором прописаны варианты грядущих событий. Делаешь очередной шаг, озвучивая выбор. Считая, да нет, ощущая, будто он является верным… а в итоге, поддаваясь страху, вновь отступаешь назад. Не понимая, как удержаться в рамках принятого решения. Балансировать на тонкой грани. И всё же, хочется верить в то, что бессмысленно корить себя за содеянное. Пускай все мы и ошибаемся, но… реалии разрывают на части. Так и хочется выдохнуть, оглушив тишину громким стоном. Соизмеренный ли мне за проступок выпишут счёт на оплату…?

Отстраняюсь от происходящего. Молча киваю на изменение интонации голоса. Особо и не слушая, о чём говорит Антон. Ссылаюсь на общее недомогание и прячусь в машине. Свернувшись клубочком на заднем сидении. Обхватывая голову руками, пытаясь утихомирить, выключить мелькающие перед глазами мысли. Словно слайды диапроектора, сменяющие друг друга в секунды на белой простыне.

Порог дома переступаю с трудом. Не припоминая ранее, чтобы когда -то меня столь сильно укачивало в салоне автомобиля. Безусловно, если следовать логике, учитывая тот факт, что прежде я не потребляла такое количество алкоголя, да на голодный желудок… Наивно хотелось бы надеяться, что присутствующие в доме не заметят глобального изменения в моём внешнем виде… Чёрт, да только фраза, брошенная Всеволодом с порога, разом разбивает остатки иллюзий на благосклонное стечение обстоятельств.

– Жалкое зрелище, – констатирует хмуро, задумчиво всматриваясь в мои, с трудом концентрирующиеся на одной точке, глаза. Бросает небрежный взгляд на Антона, появившегося в дверях с небольшим временным отступом, подводя скептический итог, – Не возьмусь даже предположить, с кем ты разделила столь смутное веселье.

– Он хотел усадить меня за руль, – парирую протяжно, прикладывая прохладную, спасительную ладонь в районе раскалывающегося затылка, – Пришлось в знак протеста пригубить бутылку из твоего бара. Другие аргументы не подействовали. И как истинной леди, пришлось пить в одиночку. Подальше от лишних глаз.