– Или же показать в её облике чего стоит Алиса? – усмехается мужской голос. – Будто мне и без тебя неизвестна её цена. За Кристину я заплатил в разы больше того, чем значилось на моём счету на момент её ухода. С брошенным напоследок "я не имею большей возможности тратить свою молодость на ожидания…" За истёкшие пять лет я практически сравнял цифры своих с капиталом Мейера. И что? Ты думаешь, это принесло мне хоть какое-то удовлетворение? Нет, дорогая. Ни на грамм из того, что я влил в себя после её ухода. Все эти годы мне казалось это чувство атрофировано напрочь, до той чертовой встречи. Он же сам буквально преподнес мне её! С Дьяволом трудно спорить, а Бог не столь милостив для подобного поощрения. Но то ощущение, когда держал Кристину в руках… В первый раз… прожженный насквозь собственным безумием, чувством безграничной власти над той, которая вся и полностью подчинена моей воле… В тот миг я не столько видел в ней Алису, сколько смотрел сквозь неё на себя."
Эта агония знакома и мне. Чувство, которое сжигает тебя без остатка, обрекая на страшные муки. Избавившись от которого, не понимаешь счастья от настигшего облегчения, прокручивая в памяти минувшие моменты. Ища его. Желая повторить. Заклеймить собою. Вновь.
Удерживаю на вытянутой руке сведённые вместе запястья. Словно приколачиваю их нажимом к кирпичной стене, ужесточая тон. Намереваясь вывести её из себя. Заставить уйти, не сводя с ума очередной мыслью о своём бессилие. Найти способ. Собраться.
– В свободное время мне вполне разрешено пользоваться вещами хозяина, – парирую, уводя в сторону взгляд. Размыкая контакт с глазами, ставшими цвета горького шоколада. Пальцы, с остатками масла на коже, скользят по её запястьям, точно даря некую фору в возможности выбраться, совершить обрывки движений. В мой голос проникает злость, усиливаемая, подкрепляемая неконтролируемым желанием. Не способностью держать себя в руках, находясь с ней на расстоянии в несколько сантиметров. Наблюдая отсутствие сопротивления с её стороны. Приоткрытые, алые, сочные губы, в одно мгновение увлажненные языком.
– Чем ты превосходишь эксклюзивное авто? – бью цинично, держась на краю бездны. Пытаясь угадать, как далеко она даст мне зайти. – Считаешь, что цифры, в которые Бажен оценил бы тебя, превышают стоимость кожаного чехла? Или думаешь, ему есть дело до того, кто тебя трахает, пока он проводит время в окружении других шлюх?
– Пусть так… – неопределенно произносит на выдохе. Растягивает губы в улыбке, в которую так и хочется впиться. Дышит прерывисто, срывая оставшиеся тормоза дерзко брошенной в воздух фразой:
– Ты такая же игрушка в руках Всеволода, как и я. Но, только, если моя жизнь ещё может быть выторгована у него за… – резко отстраняется назад, уходя от моего незначительного рывка навстречу. Не успевает завершить фразу, кривясь от удара затылком о кирпичную кладку. Спустя пару секунд вновь растягивая губы в улыбке, произнося едва различимо:
– АС, так или иначе, мне всё сойдёт с рук, а тебя…
Бл@дь, как же противно понимать насколько сильно она сейчас заблуждается! Было бы проще в разы, если игриво озвученные слова означали бы правду… Что он с ней сделает в случае, если я облажаюсь? Смутно представляю, какой подтекст Бажен вкладывал в озвученные фразы. Но понимать их дословно, вовсе не означает действовать превратно.
"– Я не требовал от неё многого, но чем больше Кристина напоминала Алису, тем сильнее возрастало желание изваять из неё совершенство.
– А после? – с долей неуверенности, уточняет Илона.
– Уничтожить, избавившись от наваждения."
Кристина злорадно улыбается, наблюдая за пробивающейся наружу яростью, искажающей линию губ. Наивно полагает, что эта эмоция отклик на её колкие слова. Да я бы не моргнув и глазом, пропустил с десяток подобных выражений. Да-да, позволил бы ей почувствовать себя главной… В случае перебора, выпорол бы потом. Бережно. Пусть и с улыбкой… Отнестись к словам Всеволода с подобной простотой, отнюдь, не получится.
Выдыхаю, в попытке успокоить зашедшийся пульс. Со стороны наверняка смахивая на быка, готового разорвать в клочья красную тряпку. Отпускаю её запястья, безвольно падающие вниз, точно плетья. Отступаю назад, замечая, как подкашиваются её колени, искривляется линия губ, некогда удерживающих победную улыбку. Тишина давит на виски. Она не поймет. Не объяснить. Даже и пытаться не стоит. Пусть ещё немного побудет в мире, где черное и является черным, а белое—белым.
– Убирайся, – отчеканиваю, взмахивая пальцами в воздухе. Непонимающе хлопает ресницами, поджимая яркие губы. Кажется, в этот момент она даже не дышит. Смотрит в упор, ожидая развязки. Кривлюсь, качая головой, проговаривая более размеренно. – Я понятия не имею, что ты задумала против него, только эта игра тебе не под силу. Проиграешь.
– А ты? – парирует с вызовом.