Репетитор

Б а ю ш к и н а (досадливо). Ах, господи, досиделась! И себе не облегчила, и вам, наверное, тяжесть навесила…

О л ь г а  Д е н и с о в н а. Вот золотые слова.

Б а ю ш к и н а. Директор разнервничался… Между нами, женщинами, там ничего такого нет?

О л ь г а  Д е н и с о в н а. Где «там»? Не понимаю.

Б а ю ш к и н а (интимно). Я говорю: может, у них уже эта самая лирика? Она ведь, кажется, сердцеедка…

О л ь г а  Д е н и с о в н а (залилась краской). Послушайте, речь все-таки идет об учителе вашей дочери! Нельзя так, нехорошо. Мы с вами не девчонки, калякающие в туалете… (Прежде чем Баюшкина успела оправдаться, вышла.)

А через мгновение вернулся  Н а з а р о в, резко, ударом ладони, распахнув дверь.

Н а з а р о в. Во что вы меня превращаете, мамаша! Иду в кабинет — навстречу весь десятый «Б»… А я — с этой штукой. Я же педагог, черт возьми, директор, коммунист!

Б а ю ш к и н а (с пониманием и сочувствием забрала у него магнитофон и прячет его в портфель). Действительно… Не хватало еще вам от них прятаться! Смешно… Был один заграничный фильм, длинное такое название — про дело человека, который вне всяких подозрений, — вот это вы!

Н а з а р о в. Благодарю вас! Я смотрел. Как раз он там убийца!

Б а ю ш к и н а. Серьезно? Это у меня как-то выпало… Пример, значит, глупый, беру назад… (Передавая ему портфель.) Так хорошо будет?

Н а з а р о в. Лучше некуда! (Уходит с портфелем.)

Баюшкина нервно пережидает перемену, ходит по комнате.

Картина десятая

Коридор, Дверь химкабинета. Идут навстречу друг другу  М а р и н а  и  Н а з а р о в  с портфелем.

М а р и н а. Большое спасибо за телевизор, Кирилл Алексеевич. Мы там выключили.

Н а з а р о в. Да? А мы тут включили…

М а р и н а. Что?

Н а з а р о в (не ответил). Зайдите ко мне после уроков, есть разговор.

М а р и н а. Хорошо… А зря все-таки вы не смотрели с нами: надо все бросать и смотреть…

Н а з а р о в (едко). Дела, знаете, работа! Не всегда для души, как у вас, а все же никак не бросишь: зарплата идет! (Ушел стремительно.)

К Марине подскочила  Т а н я  К о с и ц к а я.

Т а н я. Марина Максимовна, познакомьте меня с Галчинским. Или лучше напишите ему полстранички про меня… понимаете, при театре организуется драмстудия…

М а р и н а. Не знаю, буду ли я писать про тебя полстранички…

Т а н я. Почему?

М а р и н а. Потому! Какой урок у вас?

Т а н я. Химия. А что?

М а р и н а. Вот забудь сейчас и Галчинского, и даже Станиславского. Про Менделеева думай. (Ушла.)

Появилась  Ю л я.

Т а н я. Что это с Мариночкой, не знаешь?

Ю л я. А что?

Т а н я. Казенная какая-то…

Обе скрываются в кабинете.

В коридоре появляются  Ж е н я  и  А л е ш а, второй с портфелем, первый — без.

Ж е н я. Я, знаешь, пока глазам своим доверяю.

А л е ш а. Но он же не в одном экземпляре! Мало ли — точно такой могли приобрести для кабинета английского…

Ж е н я. Портативный? Не могли. А появление Юлькиной матери? А то, что говорит твоя? Нет, все монтируется…

А л е ш а. В чем они могут обвинить Марину?

Ж е н я. Ну, это зависит от слушателей — что они за люди…

А л е ш а. Так зачем ты задавал эти вопросы свои, выпытывал ее мнение?

Ж е н я. Нечистый попутал… Майданов, точнее. Понимаешь, он говорил, что наш культпоход к нему в Блинцово — это очередной педагогический «закидон» Мариночки. Что ее откровенность с нами надо делить на шестнадцать… Да вот он сам.

Появляется  М а й д а н о в.

А л е ш а (ему). Как, испытал вчера Марину Максимовну?

М а й д а н о в (не сразу). Ну, в общем, да. Не до конца еще.

А л е ш а. Дальше будешь испытывать?

М а й д а н о в. Ты меня за это на дуэль вызовешь? Интересно…

Ж е н я. Сань, брось… с тобой по-человечески говорят.

А л е ш а. Я хочу знать: что это было за испытание вчера, зачем оно…