М е л ь н и к о в. Доброе утро всем. Как настроение?
Настроение, вижу, не словоохотливое. А я, знаете, еще вчера спрашивал себя: неужто это и есть та осень, которую любил Пушкин? Быть того не может! Облачная погода без прояснений, и ничего больше. А сегодня — настоящая осень в его вкусе, вам не кажется?
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Мне?!
М е л ь н и к о в. Вам, вам. Поздравляю. Двадцать лет в школе — это цифра. Как говорил один полуклассик, «это не баран начихал».
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Да вы-то откуда знаете? Я и сама забыла! Но все верно: двадцать лет…
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. А почему из этого сделали тайну? Поздравляю, Светлана Михайловна…
Т а и с и я Н и к о л а е в н а. А я в обе щечки хочу… мне в одну мало!
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Спасибо, милые мои… Спасибо…
Т а и с и я Н и к о л а е в н а. А я смотрю: Антонина, буфетчица, три бутылки шампанского тащит. Спрашиваю: куда это, по какому случаю? А она говорит: мне самой ничего не объяснили, только велели ложить в морозильник…
М е л ь н и к о в
Т а и с и я Н и к о л а е в н а. Велели ло… Ой, господи, опять двадцать пять… Илья Семенович, так ведь это она так говорит, Антонина! А я говорю — «класть»…
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Вот человек: про шампанское говорят, а ему опять не тот глагол слышится! Вам надо было в поэты идти, Илья Семенович! Да и те, наверно, больше на вино теперь реагируют, чем на глаголы!
Д и р е к т о р. Ну ясно: когда праздничное оживление, начальство звать незачем? Оно все испортит, засушит…
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Вот и неправда: с начальством нам повезло, оно у нас обаятельное, мы не успели просто…
Наташа, окружай директора лаской…
Д и р е к т о р. Светлана Михайловна, дорогая вы наша! На этих конфетах я написал свои первые в жизни стихи:
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Да вам показалось, Николай Борисович. Стишки — в самый раз!
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Ну раз такое дело — дайте мне! Вот Илья Семенович вечно мне устраивает викторины литературные, чтобы в лужу меня посадить. Ну есть у него такая слабость, хобби такое. Не думайте, Илья Семеныч, я не удивлю вас сейчас… ничего такого шибко интеллектуального не исполню… Но про бабью, например, долю — могу.
Спасибо, милые мои… не за что… А главное, некогда: сейчас первый звонок…
Д и р е к т о р
М е л ь н и к о в. Как это — не было? Как это — давай считать? Это так же нелепо, Николай Борисович, как если бы вернулась наша юбилярша и попросила: «Давайте считать, что ничего я не пела вам!»
Д и р е к т о р. Но она-то пела хорошо. А ты — плохо!
М е л ь н и к о в. Как умею.
Д и р е к т о р. Нет, ты все-таки отрицательный тип! Несмотря на всю твою репутацию…
М е л ь н и к о в. Наконец-то. Я сам вел тебя к этой мысли, а ты артачился.
Д и р е к т о р