Репетитор

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. При чем тут сейчас ворона? Э кроу. Ол райт, Шестопал. Тройное преступление совершил Макбет, и оно жжет его совесть, оно мучает его непрестанно. Об этом не скажешь в простом прошедшем времени. Это — настоящее совершенное. Запишем. So, Macbeth said: «I am afraid to think what I have done…»

Пока она пишет на доске, из одних рук в другие переходит нечто, вызывающее энтузиазм, который все труднее сдерживать. Некоторые повскакивали со своих мест.

I don’t understand… What’s happened? Take your places and write down Macbeth’s words… Все по местам!

С ы р о м я т н и к о в. Ну погодите с Макбетом, Наталья Сергеевна. Три минуточки, а?

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. А что такое? Why?

Б а т и щ е в. У нас это самое… КРОУ!

И он предъявил ворону, у которой крылья и лапки связаны холстиной, так что летать ей не придется. И все равно — сколько радости! С этого момента она (радость, а не ворона) вырывается на волю.

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. Откуда? Постойте, не наседайте вы на нее, она же пугается!

С ы р о м я т н и к о в. Под лестницей белила стоят. Может, искупать ее?

Д е м и д о в а. Долго думал?

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. Надо хлеба на книжку… Найдется хлеб?

П о т е х и н а. У Эллочки Черевичкиной… там и колбаска найдется.

Б а т и щ е в. Ну-ка, хором! «Какие перышки…»

В с е. «…какой носок, и, верно, ангельский быть должен голосок»!

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. Stop shouting all together!

Д е м и д о в а. Потише орите, мы же подводим Наталью Сергеевну.

Г е н к а. И старайтесь по-английски…

С ы р о м я т н и к о в. Эй, кроу, ай лав ю!

В с е. Крроу-кроу-кррроу!

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. Ребята, не надо! Будьте людьми… Батищев, отдай ворону мне!

Короткое движение поворотного круга или перемещение классной доски на колесиках, и действие переброшено в коридор. Сюда вышли  Г е н к а  и  Р и т а  Ч е р к а с о в а.

Р и т а (ужасаясь, но весело). Что бу-удет!

Г е н к а. А что будет? Думаешь, административная волынка начнется?

Р и т а. Еще какая! А кто это сделал-то? Я даже не заметила, откуда она появилась.

Г е н к а. Зря. Тебе такие вещи положено замечать, ты член бюро.

Р и т а. Не смей так смотреть на меня!

Г е н к а. Как?

Р и т а. Знаешь сам.

Г е н к а (напевает). «Что за женщина — увижу и неме-е-ею… Оттого-то, понимаешь, не гляжу… Ах, ни кукушкам, ни ромашкам я не верю…»

Р и т а. Пусти, ну!

Г е н к а. Когда это дело будет разбираться в верхах, можешь сказать, что ворону принес я. Не ошибешься.

Р и т а. Ты?! Очень мило с твоей стороны. Я жутко запустила английский, а сегодня Наталья еще издали говорит: «Рита, не надейся, отказа больше не приму».

Г е н к а. А моя ворона — умница, она учла это. Я тебе больше скажу: она вообще не ворона. То есть не обычная. Видишь ли, у меня есть один знакомый джинн. Только, чур, не трепаться. Он добряк, гуманист, но скептик. Я ему говорю: старик, такая девчонка в опасности, надо что-то делать!.. Задумался он и велел притащить блюдечко гречки, крупы. Стал я лазить в кухне по всем шкафам и банкам: ну нету гречки, хоть убейся. Я — к соседям…

Р и т а. Ген, прекрати! Обратно в детство впал, что ли?

Г е н к а. Ага. А я тебе не читал про лошадь? Про волшебную говорящую лошадь? «Шея — словно рука балерины, ноздри — словно из серой замши, и глаза — азиатской рабыни…» Как ее гнали пенсионеры, она — понимаешь, на газон ступила, и они — в крик, им красота ее ни к чему… А концовка там такая:

Это странное стихотворенье
Посвящается нам с тобою:
Мы с тобой в чудеса не верим.
Оттого их у нас не бывает.

Р и т а. Ну во что, во что я должна верить? Ты будешь бредить, а я — верить во сне? Пусти, говорят!

Г е н к а. А твой этот… телохранитель… он никогда не бредит? Как бы близко ты ни была?

Входит  М е л ь н и к о в.

М е л ь н и к о в. Почему не на уроке?

Г е н к а. Мы? Понимаете, Илья Семеныч…

Рита скрылась за доской, то есть в классе.

Вот видите, Черкасова уже там… Да и я уже не здесь…

Генка тоже скрывается за доской; из класса доносится его сдавленный возглас: «Полундра!»