Репетитор

Ф и л и п п. Дело за мной, понимаю.

М а р и я - К о р н е л и я. Но вы уже сказали «да». В телефон, три минуты назад…

Ф и л и п п. Сказал разве? Ну и хорошо. И буду работать! Мои сказки никого не могли потрясти, но им удавалось смешить и трогать. По-моему, они смягчали сердца. Пусть на один вечер, пусть на три часа, но смягчали. Было это?

М а р и я - К о р н е л и я. Было! Еще как было!

Ф и л и п п. Значит, это и надо делать. Конверты будет клеить кто-то другой. Никому из пострадавших не легче от того, что Филипп Ривьер пачкается с клеем и теряет форму. С другой стороны, мои театральные небылицы никому не в силах помочь, но искусство вообще не бывает отмычкой к тюремным запорам. От качества стихов не зависят решения трибуналов, сказки не умиротворяют политиков, Лина!

М а р и я - К о р н е л и я. Кто? Меня зовут Мария-Корнелия. Я так и чувствую, что вы не со мной говорите сейчас…

Ф и л и п п. Простите… Это имя моей непреклонной сестры.

М а р и я - К о р н е л и я. По-моему, вы все уже доказали ей.

Ф и л и п п. Да и не станет она спорить. Будет только смотреть. Яростный взгляд, сухие глаза в пол-лица — вот все ее доводы.

М а р и я - К о р н е л и я. Послушайте, а она у вас здорова… психически?

Ф и л и п п (его покоробило). Не надо. Такие вещи я не приглашаю обсуждать никого… (После паузы.) Когда Бальзаку кто-то подробно рассказывал о болезни общего друга, он слушал, слушал, а потом перебил: «Вернемся, однако, к действительности… Поговорим о Евгении Гранде!»

М а р и я - К о р н е л и я. Знаю. Роман у него такой — я начинала и бросила. Но сказал он правильно, ваш Бальзак, я согласна. Только меня другой автор волнует сейчас. Так вернемся к действительности — поговорим о вашей «Лгунье»! Я собираюсь играть в ней, знаете?

Ф и л и п п. Как… играть?

М а р и я - К о р н е л и я. Очень просто. Что вы так смотрите изумленно? А для чего я заварила всю эту кашу?

Ф и л и п п. Я полагал… что вы бескорыстно…

М а р и я - К о р н е л и я. А я — бескорыстно: ваш театр ничего мне не должен платить, я еще сама внесу в это дело сколько понадобится… на декорации, на костюмы… Что, скажете, не нужна вам такая артистка?

Ф и л и п п. Нет, я пока ничего не скажу. А ваш отец — он в курсе дела?

М а р и я - К о р н е л и я. В курсе другие. Полковник Корвинс, например. Он теперь будет командовать зрелищами. Кто вам сделал хороший амулет надежности? Полковник! Очень может быть, что в эту минуту он читает «Исповедь лгуньи». А если я поласковее взгляну на прыщи его сына, он все для нас сделает! Вот. Знает еще про это майор Вич, он тоже — за. А папа… ну, понимаете, он не успел воспитать в себе художественный вкус. Когда я могла им заняться, если почти не жила с ним под одной крышей? Еще до лицея, только я начала соображать, вижу — мама чахнет, а папа добивает ее: он тогда изменял ей с этой сахарозаводчицей Паулиной, и все говорили — у него «сладкая жизнь»! Полгода я демонстративно не ела сахара! Глупо, конечно: отец все равно не садился с нами за стол и не видел этого. Теперь эта дрянь сидит в Мексике и продает в журнальчики свои мерзкие воспоминания о нем! К чему это я все? А-а, к тому, что у него всегда хромал вкус. Из всего искусства его одна кинохроника интересует и детективы, но нам с вами нечего обращать на это внимания. Отец узнает потом — лучше, если на премьере уже… В один вечер сделается самым горячим театралом: меня-то он любит, в этом можете не сомневаться! (Говоря это, она усиливает звук в музыкальном аппарате и отбивает ритм, раскачивается.) Сеньор Филипп, я танцевать хочу! Мы говорим, говорим… сколько можно!

Ф и л и п п. Но если помните, мой «потолок» — старое аргентинское танго…

М а р и я - К о р н е л и я. Ну и что? Вы будете мой режиссер, а я ваш танцмейстер! Вставайте, вставайте! (Еще прибавила громкость и заразительной свободой своей пластики, радостью ритма втянула Филиппа в танец.)

В то же время у него есть неотложные вопросы к ней, но, выясняемые прямо сейчас, в минуту удали и физической разрядки, заставляющие форсировать голос, эти вопросы и ответы обращаются в насмешку, обессмысливаются.

Ф и л и п п. Какую же роль вы облюбовали там?

М а р и я - К о р н е л и я. Что?!

Ф и л и п п. Какую роль, спрашиваю!

М а р и я - К о р н е л и я. Анны, конечно! Меньше чем на главную роль и замахиваться не стоит, верно?

Ф и л и п п. Но Анне двадцать четыре года!

М а р и я - К о р н е л и я. А вы напишете, что девятнадцать. А девятнадцать мне дадут, не бойтесь… тем более в длинном платье…

Ф и л и п п. Что-что?

М а р и я - К о р н е л и я. Напишите, что ей меньше, говорю! И почему там нет места, где она танцует? Надо вставить!