Рене по прозвищу Резвый

Правду говорят, что о человеке можно многое узнать, посмотрев на то, как он живет. Почему-то теперь Рене нисколько не сомневался, что Каракатица был вполне способен стащить камни, нимало не заботясь о последствиях. Ибо человек, не способный бережно отнестись к произведению искусства, чья цена примерно равнялась стоимости его шнявы, не говоря уже о том, что это было изображение Пресвятой Девы, к которому следовало относиться с уважением, не способен и думать как нормальный человек.

Рене осторожно осмотрел стол, стараясь не слишком нарушать положение вещей, объедков и бутылок, и быстро нашел то, за чем он сюда пришел.

Нет, не бархатный мешочек с бриллиантами и изумрудами. Найди он его, он, пожалуй, отбросил бы его от себя, как ядовитую змею, — уж слишком много опасностей таило в себе то, что было завернуто в кусочек черного бархата. А увидел Рене всего лишь маленькую шкатулку со сломанным замочком. Она валялась на самом виду среди прочих мелких вещиц и, разумеется, была пуста.

Рене зачем-то взял ее в руки, осмотрел и положил на место.

Глубокой ночью он разбудил Хвоста и, невзирая на ругань и небольшое физическое сопротивление, притащил в каюту Жиля.

Не сказать, что Жиль был от этого в восторге, но, посмотрев на повзрослевшее за одну ночь лицо Рене с тенями вокруг глаз, которые резко выделялись при свете свечи, согласился его выслушать.

Тот коротко передал им содержание своей беседы с Аламедой, а также рассказал о найденной в каюте капитана шкатулке.

Повисла многозначительная тишина, прерванная громким смехом Хвоста.

— А ведь я знал, что дело нечисто, мать его к моржам на случку! Я говорил Сиплому, а он — заткнись да заткнись!..

— Заткнись! — с бешеной злобой зашипел на него Рене. — Не хватало, чтобы нас кто-нибудь услышал и донес Каракатице! Он уже несколько раз намекал, чтобы я не смел трепаться с Аламедой, а то худо будет!

— Не надо так нервничать, Рене, — успокаивающе заговорил Жиль. — Конечно, нам надо быть осторожными, но, право же, вряд ли нас сейчас кто-нибудь подслушивает. — Рене нехотя кивнул, соглашаясь, Хвост демонстративно распахнул дверь каюты, приглашая проверить, сам при этом быстро осмотрелся вокруг и захлопнул дверь. Жиль продолжил, задумчиво глядя на звезды в открытое окошко: — Знаешь, а я тоже почему-то не удивлен. Было в нашем капитане что-то такое… ненатуральное. Поневоле приходила в голову мысль, что он что-то скрывает или недоговаривает.

— …! Да плевать на капитана! — выругался Рене. — Сейчас надо думать не о нем!

— А о чем?

— О том, были у него сообщники из команды или нет. Хвост, скажи мне, если я не прав. За сокрытие добычи у пиратов положена смерть, ведь так?

— Да, и очень быстрая! — с удовольствием просветил собравшихся Хвост.

— А какие нужны доказательства для обвинения?

— Ну… Хоть какие-нибудь. Твой Аламеда повторит при всех то, что он тебе рассказал?

— Наверное, — пожал плечами Рене. — Если доживет.

— Нет, Аламеду нельзя привлекать, — возразил Жиль. — Он нам нужен живым. Иначе, даже если мы получим камни на руки, то все равно будем в глубокой…

— Согласен, — кивнул Рене.

— Ладно, — сдался Хвост. — Но тогда получается твое слово против слова капитана. А этого мало.

— Вот поэтому я и хочу узнать, были ли у него сообщники.

— В смысле, допросить?

— Ну да…

— Нет. — Хвост поморщился. — Не сознаются. Ты бы сознался, если бы знал, что тебя по-любому ждет рея? А тут такой куш… Нет, бесполезно. Да и как их вычислишь?

Повисло молчание, во время которого каждый прикидывал для себя возможное развитие ситуации.

Его прервал Рене. Сегодняшней ночью он столько передумал, что надумался на год вперед. Нельзя сказать, что придуманный выход его устраивал, и, собрав здесь Хвоста и Жиля, он надеялся на то, что они подскажут какой-нибудь другой вариант, но, похоже, лучше того, что пришел ему в голову, просто не существовало.

— Тогда остается только одно. — Эта фраза далась ему очень нелегко.

— И что же это?

— Бунт.

Хвост и Жиль уставились на Рене, как будто у него внезапно выросли две головы.

— Надеюсь, ты шутишь? — с обманчивым спокойствием в голосе спросил Жиль.

— Да он больной! — высказал версию Хвост, протягивая руку, чтобы пощупать у Рене лоб. — Белая горячка, или размягчение мозгов, или все сразу. Тебе Сиплый говорил, что неудачливых бунтовщиков тоже вешают на рее?

— Зато, если получится, нам не придется жить, оглядываясь на свою тень! — выкрикнул Рене. Спохватился, торопливо оглянулся на дверь и продолжил уже тише: — Неужели вы не понимаете, что мы должныдобраться до этих чертовых камней, потому что иначе доберутся до нас! Каракатицей и так многие недовольны. Добычи мало, ну не то чтобы мало, но все равно меньше, чем ожидали. Наших погибло слишком много, и все понимают, что погибло бы еще больше, если бы я не наткнулся на этот проклятый погреб. Разве этого недостаточно? А если еще шепнуть на ушко про камни, то никому не потребуется доказательств!

Хвост посмотрел на Рене с некоторым уважением.

— Пожалуй, может и сработать. Жиль, ты как?

Мрачная физиономия Жиля стала еще мрачнее.