На Рене набросился коренастый коротышка с саблей в одной руке и здоровым ножом в другой. Рене поначалу отбивался довольно успешно, но тот действовал с таким напором, что оттеснил его к упавшей мачте. Здесь Рене пришлось тяжелее, потому что нужно было смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о веревки и парусину. И тут он чуть не лишился жизни, потому что едва не пропустил удар. Правда, на это была веская причина — почти под ногами у себя Рене заметил лежащего на спине Сиплого. Нет, он не был мертвым, его «всего лишь» придавило мачтой. По шею замотанный в парусину старый пират пытался выбраться, но, судя по перекошенной физиономии, у него это не получалось. Однако хуже всего было то, что с другой стороны к Сиплому приближался матрос с явным намерением прекратить его мучения и помочь расстаться с никчемной жизнью. Этого Рене допустить не мог. Кое-как отбив очередной удар коротышки, он резко наклонился и дернул за валяющиеся веревки, которые тянулись прямо под ноги к его малорослому противнику. Тот, не ожидавший такой подлости, покачнулся, и Рене, не разгибаясь, рванулся вперед, сбивая его с ног и одновременно всаживая саблю ему в живот. Коротышка захрипел, дергаясь, как марионетка, но Рене уже не обращал на него внимания. Вскочив, он побежал к матросу, который направлялся к Сиплому, и успел в самый последний момент. Тот, сидя верхом на Сиплом, уже опускал нож к его шее, чтобы перерезать глотку. Рука Рене как-то сама поднялась и резким движением снесла матросу голову с плеч, как кочан капусты. Голова укатилась куда-то в сторону, а тело упало рядом с Сиплым, заливая парусину кровью. С трудом сдерживая подкатывающую к горлу тошноту, Рене отпихнул его в сторону и принялся освобождать приятеля. Ему пришлось потрудиться, чтобы сделать это. Оказалось, что Сиплому повезло. У него придавило только одну ногу, да и то не сильно. Не расплющило, как можно было ожидать, и даже не сломало, а «всего лишь» прищемило, но он все равно не мог выбраться из-за адской боли в придавленной конечности. Рене, поминутно озираясь, залез под мачту, с усилием подналег на нее, сдвигая по чуть-чуть, по крошке, по волоску, но этого оказалось достаточно. Нога Сиплого вскоре оказалась на свободе. Тяжело дыша, Рене отпустил мачту и вознес хвалу небесам. Право же, он не чувствовал себя способным отрезать от ноги Сиплого защемленный кусок, да и вряд ли бы тот это одобрил.
Рене вылез на свет божий, взял бледного до синевы пирата под мышки и осторожно потянул. Тот позеленел, но сознания не потерял. Только тихо осыпал проклятиями этот проклятый мир, этот гребаный корабль, этих сволочей матросов и этого сукиного сына сопливого идиота, который не давал ему спокойно сдохнуть на этой поганой палубе.
В этот момент снизу раздался взрыв, и палуба неподалеку от того места, где находились Рене и Сиплый, вспучилась горбом и ощетинилась оторвавшимися досками. Наверное, взорвался порох на нижней палубе. Кто-то истерически выкрикнул самое страшное для любого моряка слово:
— Пожа-ар!!!
И на палубе началась суета. Часть защитников побежала вниз, считая, что потушить огонь важнее, чем убить очередного пирата. Пираты же принялись отыскивать добычу, пытаясь ухватить хоть что-нибудь, чтобы уйти не с пустыми руками. Кто-то тащил связки с оружием, кто-то какое-то тряпье, кто-то бочонки с ромом, кто-то обыскивал трупы, выгребая из их карманов серебро и медяки. Мимо упавшей мачты пробежал капитан, держа в руках небольшой, но явно тяжелый сундучок, и крича:
— Золото у нас, уходим! Все назад, золото у нас!
Все несли что-то ценное, и только Рене, надрываясь и кашляя от быстро окутывающего корабль дыма, тащил на пиратский бриг глухо матерящегося Сиплого.
Один бог знает, чего ему стоило более-менее аккуратно переправить его через борт. Слава всевышнему, их заметили и помогли, иначе оба свалились бы в море или, что более вероятно, были раздавлены постоянно сходящимися и расходящимися бортами двух кораблей.
Нет, надо отдать пиратам должное — они не бросили своих на чужом корабле. Покидав добычу в кучу посреди палубы, они быстро перетащили на бриг всех раненых, одновременно громко оповещая об отходе тех, кто по какой-либо причине замешкался.
Капитан еще немного подождал отставших и дал приказ отходить. Веревки, соединявшие пиратский бриг со «Скромницей», быстро обрубили, и корабль ловко вырулил вперед, влево и снова вперед. Отойдя на небольшое расстояние, капитан скомандовал:
— Заряжай по правому борту!
И, когда канонир отсалютовал готовность, резко отмахнул рукой:
— Пли!
Все восемь орудий с правого борта брига выстрелили, заполнив палубу клубами порохового дыма, и левая сторона «Скромницы» превратилась в решето. На таком небольшом расстоянии ни во что другое она и не могла превратиться. Смертельно раненная каравелла сначала накренилась, затем зачерпнула воду бортом, потом немного завалилась назад и медленно пошла ко дну.