Реквием по Жилю де Рэ

Орлеан — огромный город. И постоялых дворов там не счесть; хозяева содержат их в чистоте, и они выглядят довольно уютными; кроме того, они издревле славятся своим радушием, гостеприимством и изысканной кухней. Мы занимали все постоялые дворы, а иной раз случалось, что нам даже не хватало места! Жиль с ближайшим окружением и слугами останавливался в «Золотом кресте». А Рене де Ласуз — в «Маленьком лососе», у Реньяра Прево. Рыцари и Лажюмельер — в «Хохлатке». Жан де Рэн и Болеи — в «Святой Магдалине». Герольд-Рэ и его трубачи — в «Черной голове». А я — у Маргариты в «Боге любви»… Конечно, ни один кров не мог вместить столько народу! Вместе с тем я заметил, — да и не только я один, потому как крепкое вино многим развязывало язык! — что нас размещали так не случайно и что Жиль, как всегда, старался держаться подальше от всех остальных. Теперь-то я знаю — это делалось с умыслом. Но разве орлеанцы могли заподозрить неладное? Они любили Жиля и почитали больше, чем жители других мест. Для них он был живым героем, сподвижником Святой Жанны. Этими наездами он оказывал высокую честь орлеанцам, будил в их сердцах дорогие воспоминания. А булочники, мясники, торговцы рыбой, кабатчики да маркитанты всех мастей, так те были просто на седьмом небе и радостно потирали руки: накормить и напоить добрую тысячу человек, вот так удача — прямо как снег на голову; куш им и впрямь светил изрядный, тем более, что монсеньор Жиль никогда не скряжничал. Понимаешь, что я хочу сказать, Рауле? В иных местах Жиля боялись как огня: завидев его еще издали, люди в ужасе бежали кто куда, плюнув на щедрые посулы. А здесь, в Орлеане, его почитали, как самого короля. Ощущал ли он эту любовь, что было у него на уме — сказать не могу. Я же не духовник, чтобы выслушивать его откровения, или казначей, чтобы считать его деньги, — у меня роль была совсем другая: надо было рисовать эскизы подмостков и костюмов на полторы сотни лицедеев, одним словом, готовить представление, в чем мне усердно помогали сами комедианты, нанятые Жилем; — их было сотни полторы, если не больше! Представляешь, какое это было восхитительное зрелище: подмостки занимали по ширине всю улицу и возвышались на несколько этажей. Костюмы были пошиты не из какого-нибудь тряпья, а из настоящей парчи, крепкого бархата, золотых и серебряных тканей — и все это только на один день! Таково было решение сеньора Жиля! О, будь уверен, мы еще долго не увидим ничего подобного, даже в Орлеане!

Город так и кишел народом, уж можешь мне поверить. Крестьяне из соседних деревень, польстившись на разные угощенья, прямо валом валили. На зрительских трибунах сидели почтенные сеньоры, епископы и городские власти, а также знатные дамы и девицы — их набивалось столько, что яблоку негде было упасть. А Жиль восседал на троне под пурпурным балдахином, в окружении своих ближних…

Мистерия воссоздавала события, связанные с разгромом англичан, явлением Жанны в Орлеан, штурмом Турнеля и хождением в Реймс. Монсеньор Жиль играл тут далеко не последнюю роль. Был там и дофин Карл — это он вверил Деву заботам Жиля. Карл произносил такие вот слова:

К вам в полководцы
Я назначаю маршала де Рэ,
В сопровожденьи благородного сеньора,
Доблестного Амбруаза де Лоре…

Так Жиль стал служить Жанне. Представ перед Девой, он учтиво спрашивал ее:

Сударыня, каков же будет наш расклад?
Ведь мы стоим у самых врат Блуа.
Быть может, отойдем пока назад
И переждем три дня.
Узнаем, между тем, где затаился враг,
И воинам дадим немного отдохнуть.
Но коли вам угодно будет так,
Мы двинем прямо в Орлеан —
Туда лежит наш славный путь.

Маршал был Жанне верным другом в любых обстоятельствах. Им обоим повсюду сопутствовала удача, она же привела их в Реймс, где короновали Карла.

Жанна, облаченная в ратные доспехи, держалась рядом с маршалом, тот восседал на великолепном Щелкунчике, а за ними неотступно следовал Герольд-Рэ в несравненном по красоте камзоле. Звонкие переливы церковных колоколов вторили гулкому благовесту большого соборного колокола. Мы все как бы вновь оказывались в Реймсе. Этот день и вправду был святым. Для Жиля. Воздух сотрясался от громогласных криков «Ура!». Жиля приветствовали даже более горячо, чем Деву…

А потом был пир, грандиозный, невероятный, не чета королевскому. Площади и улицы были заставлены столами с самыми изысканными яствами. Вино текло рекой! Следом за тем народ, сытый и захмелевший, пускался в пляс. Однако в самый разгар торжества, когда на небе вспыхивали первые звезды, Жиль куда-то удалялся…

Жиль:

— Но и тут я не добился того, чего хотел.

— Наконец-то вы признались!