Реквием по Жилю де Рэ

Екатерина была девицей премилой и добросердечной. Женитьба на ней и впрямь сулила немалые выгоды: виконты Туарские происходили из королевского рода и считались принцами крови. Миле Туарский, отец Екатерины, умер от сильной горячки в Мо, и матери ее, Беатрисе де Монжан, по наследству от мужа достались два замка с поместьями — в Пузоже и Тиффоже. Что же до матушки ее, она показалась мне женщиной простодушной и нерешительной. Поначалу она сомневалась в искренности моих чувств, однако я пленил ее галантным обхождением и медоточивыми речами, и она, в конце концов, поверила мне. Одним словом, я взял и увел Екатерину с собой, и никто не стал чинить мне препятствий; старик де Краон отыскал где-то монаха, и тот, то ли по простоте души, то ли за мзду, согласился нас тайно повенчать…

— Оставьте этот глумливый, богомерзкий тон — он говорит отнюдь не в вашу пользу. Вам, я вижу, до сих пор доставляет радость вспоминать, как вы обманули доверие графини Туарской?

— Не я придумал похитить ее. То была еще одна хитрость сира де Краона — он все продумал до тонкостей. А я лишь исполнил его волю.

— И с большой охотой. Вы хоть сожалеете о содеянном?

— Конечно, мне жаль Екатерину. Она была сама невинность и доброта. Я не слышал от нее ни слов раскаяния, ни жалоб. Но, даже если б она и начала сетовать на свою жалкую участь, я все равно не смог бы внять ни укорам ее, ни мольбам.

— Но почему, женившись на Екатерине, вы не образумились и не перестали предаваться греховным усладам?

— Я пытался, но ничего не получалось: греховная страсть оказалась сильнее меня. О моих постыдных влечениях знало слишком много друзей — они непрестанно укрепляли меня во грехе и что ни день приводили в Шантосе новых, отроков.

— Неужели, однако, супруга не старалась вас удержать?

— Разумеется, старалась. И порой при мысли о том, что я обхожусь с Екатериной жестоко и гублю ее молодость, жалость щемила мне сердце. Тогда я, силясь побороть отвращение, шел к ней, чтобы выполнить свой супружеский долг, однако всякий раз мне хотелось поскорее отделаться от нее и вновь оказаться среди друзей.

— Ну, а сир де Краон, неужто он не пробовал остепенить вас?

— У него и без меня забот хватало: по закону он должен был управлять всеми моими землями, покуда я не стану совершеннолетним. Ведь после женитьбы ко мне перешло несколько замков — Пузожский, Тиффожский, Конфоланский и Кабанэйский. Возомнив себя полновластным хозяином столь обширных владений, старик едва не ошалел от радости. Он правил так, как ему хотелось: став некоронованным королем этого маленького королевства, старый плут мог жестоко унизить одного вассала и несказанно возвысить другого. Женитьба моя была для него свершившимся фактом — делом прошлым. Несмотря на преклонные годы, он оставался в здравом уме и продолжал строить новые планы.

К Екатерине старик относился с почтением, однако ее горе ничуть его не трогало. На своем веку он столько повидал бед! Да и вообще дед взирал на женщин свысока! Они были для него не более чем жалкими игрушками, помогающими скрасить жизнь. Он относился к ним с презрением и всегда осыпал насмешками. Хотя обойтись без слабого пола не мог: побыв вдовцом не больше двух-трех недель, он женился вновь — на бабке Жиля де Сийе…

Екатерина Туарская:

Превозмогши обиды и оскорбления, что нанес ей Жиль, она тоже посчитала своим долгом прибыть в Нант, чтобы увидеть, как умрет ее супруг. Екатерина остановилась у Рене де Ласуза, брата Жиля. Тот предоставил ей покои в верхнем этаже Ласузского замка, лучших и не пожелаешь. Униженная, убитая горем женщина уединяется там сразу же по приезде в замок: она ищет одиночества, потому как боится, что на нее станут показывать пальцем и насмехаться. Это убежище служит ей и трапезной, и спальней. Она молилась с самого первого дня процесса, бесперечь и самозабвенно, надеясь, что вина Жиля не столь уж безмерна, как говорят, и трепетала, страшась, что и ее, не приведи Господь, вызовут в суд. Однако судьи из уважения к ней оставили ее в покое. Точно так же отказались они слушать и Рене де Ласуза. Сколько раз Екатерина порывалась отправиться к монсеньору герцогу Бретонскому и броситься ему в ноги. Но деверь решительно отговаривал ее.