Реквием по Победе

– Это тебе за парня, который не стрелял, гнида!

Граната полетела вверх, приземлившись на одну из платформ.

Взрыв.

Сверху полетели сломанные ступени и доски, от которых Кошечкин едва успевал уворачиваться, а следом за ними рухнул и изуродованный взрывом немец. «Отомстил!» – подумал сержант, перезаряжая ППС.

Надо было идти дальше в бой….

Освобождая Севастополь

И нам плевать на мессершмитов вой,

Горящих танков въедливую копоть.

Там за моей и за твоей спиной

Великий русский город Севастополь.

А.В.Маршал

На часах было одиннадцать часов вечера, когда вдруг послышался звон полевого телефона. Толбухин ждал этого звонка, ибо это звонили из Ставки. Раздался громкий бас Жукова:

– Добрый вечер, Фёдор Иванович!

– Здравия желаю, Георгий Константинович! – ответил Толбухин.

– Доложите обстановку.

– Артиллерия противника не ведёт активных обстрелов, авиация пока тоже молчит. Завтра мои войска идут на штурм Севастополя.

– А! Точно! За сколько планируете взять?

– Точной цифры вам сказать не могу, ибо противник, находящийся в городе силён.

– И всё же?

– Думаю, за неделю точно возьмём.

– Это долго. Ставка требует быстрых действий.

– Сделаю всё возможное для скорейшего взятия города, товарищ маршал.

– Хорошо! Удачи, Фёдор Иванович, и да хранит вас бог!

– До свидания, Георгий Константинович!

Толбухин молча посидел с минуту и велел позвать к себе Мельника, который прибыл через пять минут.

– Слушаю вас, Фёдор Иванович! – сказал генерал, войдя.

– Войска готовы? – спросил комфронт.

– Так точно, завтра выдвигаемся.

– Хорошо. Ставка требует максимально быстрого взятия города. Можем?

Мельник помолчал и ответил:

– Можем, товарищ генерал.

– Уверены, Кондрат Семёнович?

– Убеждён!

– Что ж, тогда удачи нам, и да хранит нас бог!

***

Ранним утром нового дня тридцать вторая гвардейская стрелковая дивизия выстроилась в боевой порядок. Молодой комдив необычайно волновался, ибо он понимал, что штурм предстоял тяжёлый.

Батальоны шли стройными колоннами. Кто-то шёл молча, кто-то курил, кто-то переговаривался.

– Мишаня, – обратился комбат Терехов к шедшему в первой шеренге сержанту Безрукову, – есть закурить?

– Найдётся, Андрей Николаевич, – ответил гвардеец и полез в карманы.

– Награды-то сними, а то ж прострелят, обидно будет, – усмехнулся капитан, затягиваясь махоркой.

– Чего там, Андрей Николаевич? Их же мало, две всего-то – за Кавказ да «За отвагу»3. К тому же, ежели погибну, так при полном параде!

– Дело твоё. Я вот, только своего «Богдана Хмельницкого»4 надел.

Они помолчали, оба уже закурили, когда Безруков спросил:

– Как думаете, Андрей Николаевич, выживем?

Комбат усмехнулся, тяжело затягиваясь:

– Нам боятся нечего, мы на нашей земле. Дома, иными словами. Немцы – всего лишь враги, они могут только убить и не более. Всё будет хорошо, так, думаю, нам Христос завещал.

– Вы верующий? – удивился сержант.

– Не-а, но на этой проклятой войне хочешь-не хочешь уверуешь, да и к тому же, в детстве-то меня всё-таки крестили, хоть и запрещено, вроде как…, и даже в партбилете у меня икона лежит….

***

Младший лейтенант ВВС Василий Донцов готовил свой новенький Ла-7 к первому боевому вылету. Он необычайно волновался и требовал от техника, чтобы всё – буквально каждая гайка – в его истребителе блестела.

Подошёл командир полка, который с отцовской улыбкой смотрел на лётчика, готовившего свой самолёт.

– Волнуетесь, Василий Николаевич? – спросил подполковник.

– Если честно – да, товарищ командир, – ответил Донцов.

– Мы все волнуемся, хотя у меня этот вылет, наверное, сто первый. У тебя же это дебют, верно?

– Верно.

– Что ж, удачи всем нам, а тебе в особенности!

– Я как-то не верю в удачу…, – задумчиво ответил лётчик.

– Почему же?

– Какое-то это… абстрактное понятие…, – мялся Донцов. – Не по нашей идеологии…

– Да брось! Тут не до идеалов коммунизма, тут люди мрут штабелями – хош-не хош в удачу поверишь!

Подполковник пожал плечами.

– Ладно, готовься дальше! Вылет через пятнадцать минут.

– Есть!

***

…Повсюду были слышны пулемётные очереди, взрывы, крики, удары. Везде мелькали «зелёные» пехотинцы, «чёрные» моряки и проклятые «серые» фрицы.

Безруков прыгнул за какой-то большой кусок металла, непонятно от чего, и перезарядил свой ППШ. Откуда-то выскочил Терехов, дал короткую очередь и присел рядом с ним.

– Дзот, собака, ходу не даёт, столько наших уже положил! – злобно сказал капитан, сплёвывая почерневшую слюну и отборно выругиваясь. – Мишаня, дай мне одну гранату, я этого подонка сейчас разорву.

Получив гранату в руки, комбат, пригнувшись, рванул к другому укрытию. Вдруг, он упал, как подкошенный.

Безруков дал очередь в сторону дзота и буквально подлетел к командиру, тот был ранен в бедро. Взяв у него обратно гранату, он прыгнул в укрытие, до которого не смог добежать капитан, оттуда был прекрасно виден этот немец. Сержант метнул «фенюшку»5 ему под ноги. Пулемёт умолк, а стрелок рухнул изрешечённый осколками и опалённый огнём.