Беседовать не значит не жевать. Мы поедали сладкое печенье И всматривались в сонное теченье, Пытаясь за него переживать.
Здесь я встречал безумную весну, Усваивал текущие жаргоны И совершал ночные перегоны В ущерб карману, принципам и сну.
Ну, и кропал. Понятно, не о том И не о сем. Попробовал об этом, Но накололся. Я зимой и летом Любил жену, Прокофьева и дом,
И то слегка. Подкармливая их, Как вертопрах на собственные средства Хозяев, от которых ждет наследства, Но вовсе не горит застать в живых.
VI
И был, наверно, и не так уж плох, Но, чередуя города и веси, Усох, как лист фиг?вый, и присох Как банный лист. Зато прибавил в весе,
Как греки, превращенные в свиней. Облизываясь на ворота рая, Я смаковал изгнание, корней От тучных площадей не отрывая.
Да и чего за сливу жизнь губить! Я покупал их утром на базаре. Гсподь велик - по паре каждой твари Ему легко, мне страшно воскресить.
VII
Я получил наследство. В сером небе, В торжественно распахнутом окне Горело солнце, и палящий стебель Колол глаза и заползал ко мне.
Земля струилась как вода в протоке, В бесцветной дымке строили вокзал, И быстрый день зимы голубоокой Рождался, был и тихо изчезал.
Все было живо и необычайно Похоже на кошмарный детский сон, На жизнь игрушек и на их сусальноСосулечно-свирепый перезвон,
Щемящий сердце с первого захода. По сути, с детства. Узкая кровать Прелестная клиническая мода Так преуспеть и разочаровать!
Мой друг синоптик чокнулся и запил, И в пятницу сбежал, как от чумы, От белоснежных дротиков и сабель Закончившей вторжение зимы.
VIII
Я получил бесценное наследство, Опасное для всякой мелюзги Отличное лекарственное средство Одновременно деньги и долги
И сотню писем. Окажите милость, Возьмитесь счесть. Начните с тех же слив Я так старался! Голова кружилась От страха и ужасных перспектив.
Так поливают снег холодным потом. День раскололся. Прямо надо мной Дул южный ветер. Как кулик - болотом, Он в минус десять управлял страной.
На плеск воды, на колкое признанье, На едкий чих - как фокусник лихой, Без отвращенья - с легким содроганьем Он взмахивал прозрачною рукой
И этим самым отвечал имущим И неимущим их материал, И нимб горящий, словно хлеб насущный, С высоких лбов к желудкам воспарял.
Как хорошо вести себя примерно! Я упражнялся, не боясь тюрьмы, К восторгу доброхотов и, наверно, К отчаянью дававших мне взаймы.
Что там необычайные расходы! Я понимал, что при таких серьгах Могу никак не меньше, чем полгода За просто так не думать о деньгах
И экономить разве что на спичках Меняя пять минут на пять рублей, Я меньше думал о залетных птичках, Чем средний некурящий дуралей.
Я получил наследство. Я гордился Своим богатством. Так монгольский хан Считал своими тысячи традиций Легко разбитых им культурных стран.
IX
Значительный мелкопоместный барин Восьмой с бревном и первый на коне Пленил меня. Сидящий в нем татарин Пошел вприкуску к остальной родне.
Но чем он правил? Покоренным миром? Что там друзья, и что им уколоть, Когда плывет и заплывает жиром Недавно обожаемая плоть
И стыдно протекает между пальцев Или, напротив, явно мимо рта! В конце концов, попользовавшись сальцем, Мы завопим: "Какая красота,
Какая прелесть - просто кровь играет! Не полно ей? А лучше встречный иск В парижский суд". Там снова выбирает Из трех богинь - и вновь ее - Парис.
X
Жестокий грек делил мое наследство. Я должен был, вконец замерзнув, ждать, И должен был, сцепив ладони, греться И для того чужой костер искать.
Я ехал на шестнадцатом трамвае, Отчаянно скрипевшем на бегу, Из своего трехкомнатного рая В кирпичный блок, укрывшийся в снегу,
Чтобы подняться до Новокузнецкой Не как обычно, из берлоги льва, А утомив коленки по-турецки Не через битый час, а через два,
Замерзнув вместе с хлипким даром речи. Чего не дашь без всяких прав любить? Я был готов вконец испортить встречу, Чтобы хоть как-никак ее продлить.
XI
Наверное, не так уж глупо помнить И теребить предательницу-нить, Ведущую в одну из мрачных комнат, Где не боятся прошлое хранить,
Когда уже совсем не держит память Гуманный век - но в этом-то и соль, Что здесь по недомыслию не давят Платоном обожравшуюся моль.
Как скучно быть так подло бережливым! Чем зарывать добычу как пират, Запри ее и назови архивом Пусть превратится в антиквариат,
А то сегодня всяк себе историк И может без нужды в поводыре, Как даму сердца, зло окликнуть дворик Как там он было звался при Петре
И улыбался дедушке-гусару, И, обернувшись лечащим врачом, Лягнуть проспект и подмигнуть бульвару Мол, в том и том-то ты разоблачен.
И неизвестно, то ли отзовется Соседский сеттер, то ли оживет Боярский дог, и в городе начнется Не то пожар, не то переворот.
Я ехал в центр покуда суть да дело В Бейрут, в Тифлис, в Кампалу и Триест И отгонял отравленные стрелы От ноющих и уязвимых мест.
Я разрешил распутному Парису Занять мой дом, и далее, найти Мою пяту, и на одежде вышить Куда стрела должна в меня войти.
А он, бедняк, занялся соблазненьем Нагих богинь, разделом их вещей... Я ехал в центр, подальше от сомнений, От факелов, от ламп и от свечей