Рядом с подписью художника выведено небольшое примечание: «Миф о Синей Бороде, или Опасности неповиновения».
Я ощущаю потребность, которой не могу дать имени: мне хочется заговорить, или закричать, или броситься бежать. Вместо этого я усаживаюсь в стоящее за столом кожаное кресло с прямой спинкой, подаюсь вперед, кладу голову на руки и пытаюсь вспомнить, как плачут. Но ничего не получается, только в горле начинает слегка саднить и голова болит.
Не знаю, сколько я так сижу, когда до меня вдруг доходит, что я слышу вой приближающейся сирены. Затем комнату внезапно заливает свет: перемежающиеся красные и белые вспышки врываются в окно. Но сирены продолжают выть, и я осознаю, что они повсюду, и близко, и далеко, какая-то пронзительно воет чуть дальше по улице, а какая-то отдается эхом.
Что-то случилось.
Я выхожу в коридор, где как раз одновременно хлопают несколько дверей. Гомон разговоров и музыка прекратились. Вместо этого я слышу, как люди перекликаются, разыскивая друг друга. Фред вылетает в коридор и размашистым шагом проскакивает мимо меня, едва я успеваю закрыть дверь в его кабинет.
Завидев меня, он останавливается.
— Где ты была? — спрашивает он.
— На галерее, — поспешно отвечаю я. Сердце колотится в груди. — Хотела подышать воздухом.
Фред открывает рот, но тут в коридор выходит моя мать. Лицо ее бледно.
—Хана! — восклицает она. — Вот ты где!
— Что случилось? — спрашиваю я. Все больше и больше народу валит из гостиной: регуляторы в отглаженных мундирах, телохранители Фреда, два мрачных офицера полиции и Патрик Рили, сражающийся со своим спортивным пиджаком. Звонят мобильники и треск помех в рациях заполняет коридор.
— Нарушение границы, — отвечает мать, обеспокоен но взглянув на Фреда.
— Сопротивление? — Судя по выражению лица матери, моя догадка верна.
— Их, конечно же, перебили, — громко — так, чтобы все слышали, — произносит Фред.
— Сколько их было? — спрашиваю я.
Фред поворачивается ко мне, засовывая руки в карманы пиджака. Ровно в этот момент мимо него проходит регулятор с посеревшим лицом.
— Какая разница? Мы все уладим.
Мать бросает на меня взгляд и коротко качает головой.
За спиной у Фреда какой-то полицейский разговаривает по рации:
— Десять-четыре, десять-четыре, мы выдвигаемся.
— Вы готовы? — спрашивает Патрик Рили у Фреда
Фред кивает. В ту же секунду звонит его мобильник. Фред достает его из кармана и сбрасывает звонок.
— Черт! Нам лучше поторопиться. Телефоны в офисе наверняка раскалились.
Мама обнимает меня за плечи. Я на миг пугаюсь. Мы очень редко вот так вот прикасаемся друг к другу. Должно быть, она обеспокоена сильнее, чем показывает.
— Пойдем, — говорит она. — Отец нас ждет.
— А куда мы? — спрашиваю я. Мать уже шагает впереди меня к передней части дома.
— Домой, — отвечает она.
Снаружи толпятся гости. Мы присоединяемся к очереди людей, ожидающих свои машины. Мы видим, как в седаны набивается по семь-восемь человек. Женщины в длинных платьях втискиваются на колени друг к другу на задних сиденьях. Никто явно не хочет идти по улицам, заполненным отдаленными завываниями сирены.
В конце концов, подъезжает отец с Тони. Мы с мамой втискиваемся на заднее сиденье вместе с мистером и миссис Брэнде — они оба работают в департаменте санобработки. Обычно миссис Брэнде трещит, не закрывая рта, — мама всегда язвит на тему того, что исцеление, видимо, совершенно лишило ее вербального самоконтроля, — но сегодня мы едем в молчании. Тони ведет машину быстрее обычного.
Начинается дождь. Уличные фонари украшают автомобильные окна размытыми светящимися ореолами. Сейчас, вся на взводе от страха и беспокойства, я сама не верю, какой же я была дурой. Я внезапно принимаю решение: больше никаких походов в Ди- ринг Хайлендс. Это слишком опасно. Семья Лины — не моя проблема. Я сделала все, что могла.
Чувство вины остается со мною, сдавливает мне горло, но я проглатываю его.
Мы проезжаем под другим фонарем. Дождь на окнах превращается в длинные пальцы. Потом машина снова ныряет в темноту. Мне мерещится, будто я вижу скользящие во тьме фигуры; их лица то выныривают из тьмы, то вновь сливаются с нею. На мгновение, когда мы снова оказываемся под фонарем, я вижу, как из-за деревьев, растущих вдоль дороги, появляется человек в капюшоне. Наши глаза встречаются, и я вскрикиваю.
Алекс. Это Алекс.
— Что случилось? — напряженно спрашивает мать
— Ничего, я... — Когда я оборачиваюсь, Алекс уже исчезает, и теперь мне кажется, что я просто вообразила его. Алекс мертв. Его перехватили при переходе границы. Он так и не добрался до Диких земель. Я с трудом сглатываю. — Мне что-то показалось.
— Не волнуйся, Хана, — говорит мать. — В машине нам ничего не грозит. — Но она подается вперед и резким тоном говорит Тони: — Не могли бы вы ехать побыстрее?
Я думаю про новую стену, залитую светом, испятнанную кровью.
«А вдруг есть и другие? Вдруг они идут по нашу душу?»
Я представляю, как Лина перебирается через стену, крадется по улицам, прячется в тени, сжимая в руке нож. На мгновение мои легкие перестают работать.