Реквием

Крипта расположена на северной границе и выхо­дит задами на Дикие земли и речку Презампскот. Именно поэтому стольким заключенным удалось сбе­жать во время беспорядков. Взрывы вынесли огром­ные куски из пограничной стены, и заключенные, вы­бравшиеся из камер, рванули прямиком в Дикие земли.

После беспорядков Крипту восстановили и при­строили к ней новое, современное крыло. Крипта всег­да была уродской, но теперь сделалась еще хуже. На почерневшем каменном здании с его сотнями зареше­ченных крохотных окон появились заплаты из стали и цемента. День сегодня солнечный, и над высокой крышей видно ярко-голубое небо. Эта картина вызы­вает у меня ощущение, что здесь никогда не видали солнечного света.

На минуту я останавливаюсь у ворот и думаю, не повернуть ли обратно. Я приехала на муниципальном автобусе: он провез меня всю дорогу из центра, пустея по мере того, как мы подъезжали сюда, к его конечной. Наконец, в автобусе, кроме меня остались только сам водитель и крупная, сильно накрашенная женщина в форме медсестры. Когда автобус разворачивается, испуская брызги грязи и волну выхлопных газов, на мгновение меня одолевает мысль бежать отсюда.

Но я должна знать. Мне нужно.

Так что я следую за медсестрой, когда она идет, во­лоча ноги, к будке охраны перед воротами и демон­стрирует свое удостоверение. Охранник переводит взгляд на меня, и я молча передаю ему лист бумаги.

Он изучает фотокопию.

— Элеанор?

Я киваю. Я боюсь заговорить. На фотокопии не­возможно различить многие детали и толком разо­брать неопределенный цвет волос. Но если охранник присмотрится повнимательнее, он заметит несовпада­ющие подробности — рост, цвет глаз.

К счастью, он этого не делает.

— Что случилось с оригиналом?

— Попал в сушилку, — немедленно отвечаю я. — Я подала заявление на замену.

Охранник снова смотрит на фотокопию. Я наде­юсь, что он не слышит, как громко стучит мое сердце.

Заполучить фотокопию удалось без проблем. Теле­фонный звонок миссис Харгроув сегодня утром, пред­ложение выпить чашечку чая, двадцать минут болтовни, высказанное желание воспользоваться уборной — и вместо этого двухминутрый тур в кабинет Фреда. Я не мог­ла допустить, чтобы во мне узнали будущую жену Фре­да. Если Касси действительно здесь, вполне возможно, что охранники знакомы с Фредом. А если Фреду станет известно, что я что-то выискиваю в Крипте...

Он уже сказал мне, чтобы я не задавала вопросов.

— Дела?

— Просто... посещение.

Охранник что-то бурчит. Он возвращает мне доку­мент и жестом указывает на ворота, которые уже на­чинают открываться.

— Зарегистрируйтесь в книге посетителей, — вор­чит он. Медсестра с любопытством смотрит на меня, прежде чем торопливо зашагать через внутренний двор. Полагаю, посетители тут появляются нечасто.

В этом вся суть: запри их, и пусть гниют.

Я прохожу через двор и тяжелую стальную дверь и оказываюсь в вестибюле, провоцирующем клаустро­фобию; здесь господствует метало-детектор и не­сколько массивных охранников. К тому моменту, как я вхожу в дверь, медсестра уже выгрузила содержимое своей сумки на транспортерную ленту и стоит, раски­нув руки и раздвинув ноги, а охранник водит вдоль ее тела щупом, проверяя, нет ли оружия. Медсестра это­го, похоже, и не замечает — она оживленно болтает с женщиной, восседающей справа, за столом регистра­ции — он расположен за пуленепробиваемым стеклом.

— Да все как обычно, — говорит медсестра. — Ма­лыш мне всю ночь спать не давал. Вот честно тебе ска­жу, если 2426 сегодня снова будет мне жизнь отрав­лять, загоню его в карцер!

— Аминь, — произносит женщина за столом. По­том смотрит на меня. — Ваше удостоверение?

Мы повторяем ту же самую процедуру, что и с ох­ранником: я сую фотокопию через щель в окне и объ­ясняю, что оригинал уничтожен.

— Чем могу быть полезной? — спрашивает жен­щина.

Я тщательно прорабатывала свою историю целые сутки, но все равно говорю, запинаясь:

— Я... я пришла навестить мою тетю.

— Вам известно, в каком она отделении?

Я качаю головой.

— Нет. Видите ли... Я даже не знала, что она здесь. В смысле, я только-только это узнала. Я почти всю свою жизнь думала, что она умерла.

Женщина никак не реагирует на это мое заявление.

— Имя?

— Кассандра. Кассандра О'Доннел.

Я сжимаю кулаки и сосредоточиваюсь на боли в ладонях, пока женщина набирает имя на клавиатуре. Сама не знаю, на что я надеюсь больше: что имя обна­ружится в списках или что не обнаружится.

Женщина качает головой. У нее водянистые голу­бые глаза и копна светлых кудрей, которые при этом освещении выглядят такими же тусклыми, как и здеш­ние стены.

— Нет такой. Вам известен месяц поступления? Сколько лет назад исчезла Касси? Я вспоминаю, как подслушала на инаугурации Фреда, что он был без пары три года.

Я осмеливаюсь сделать предположение:

— Январь или февраль. Три года назад.

Женщина вздыхает и встает из кресла.

— В компьютере только данные за последний год.

Она исчезает из вида, потом возвращается с боль­шой книгой в кожаном переплете и с глухим стуком кладет ее на стол. Она пролистывает несколько стра­ниц, потом открывает окошко в стекле и сует книгу мне.