Реквием

Ахмед не поднялся, чтобы проводить ее. Она чуть ли не бегом проскочила арабский квартал и полчаса просидела в автомобиле, прежде чем включить двигатель и отправиться домой.

Автоответчик продолжал подмигивать ей. Она отставила пиво, поднялась и нажала кнопку.

– Привет, Шерон, это Тоби. Будь так добра, приходи сюда как можно скорее. Твой Том в «белом тумане».

52

Барабанить в дверь перестали. Голоса, взывавшие к нему, замолкли. Приперев дверь буфетом, он укрепил баррикаду стульями и столиками с пластиковыми столешницами, так что осаждавшие уже ни за что не могли пробиться в дверь.

Она тихо села у стены рядом с ним. Он не видел, как она вошла. Она подогнула под себя одну из своих стройных ног, и Тому было видно, что под белым полотняным платьем на ней ничего нет. Она была покрыта потом. Белая ткань прилипла к бутонам ее сосков и обрисовывала изгибы бедер. Под подолом платья его взгляду открывалась благоухающая розовая плоть и подбритые рыжие волоски. Это была Келли Макговерн. Келли из его класса.

Губы ее были разочарованно надуты.

– Почему ты не любил меня?

– Келли? Как ты сюда попала?

– Почему ты не позволил мне любить тебя?

– Келли, прости меня, прости.

– Не за что мне тебя прощать. Ведь ничего не было, ничего так и не произошло. Все это случилось лишь в твоем воспаленном воображении. Фантазии школьного учителя. Я хотела этого, но ты не решился. В тот день в кладовой. Сама наша человеческая природа свела нас тогда, но ты лишь поцеловал мою руку и выпроводил меня.

Ее окутывал какой-то странный зеленоватый свет.

– Иногда я думаю, – сказал Том, – иногда я думаю, что это был даже худший грех – прогнать тебя. Может быть, с того момента вся эта свистопляска и началась.

– А во время этих встреч в парке по воскресеньям? Ты ни разу и пальцем ко мне не притронулся. Ты понимаешь, что ты делал? Ты пригвоздил себя к кресту собственного вожделения. Ты посадил себя на кол своих фантазий. Ты даже сам поверил в них. Тебе непременно надо было наказать себя за то, чего ты не делал.

– Она понимала, что я хочу тебя, и это убило ее.

– Нет, неправда. Ты все это выдумал.

Она коснулась его руки. Его обожгло холодным огнем; запах ее пота пугал его.

– Я старалась рассказать тебе, что случилось, – сказала она. – А ты все время убегал от меня. Я хотела рассказать тебе. Мне надо, чтобы ты знал.

Он пытался заговорить, попросить ее оставить его, уйти, но язык у него присох к нёбу. Слова никак не складывались. Она прислонилась к нему, промокшее от пота платье соскользнуло с плеча, обнажив маленькую грудь. На левой груди была вытатуирована алая кровоточащая роза. Он протянул руку, чтобы прикоснуться к татуировке, но вместо этого в его руке оказалась живая роза. Острый шип уколол его палец, и выступили три крошечные бусинки крови.

Он инстинктивно лизнул эти капельки. Она поцеловала его, ее язык был у него во рту. Он закрыл глаза. Он знал, что она говорила правду. В тот день ничего не произошло. Он выгнал ее, хотя желал ее даже больше самой жизни. Все так и было. Теперь он отдался поцелую.

Когда он открыл глаза, ее облик изменился. Келли больше не было, он целовал Кейти. Он хотел отстраниться, но капельки крови на его языке склеили их губы. Он с силой дернул головой, и кожа на его губах треснула. Вспыхнул неземной свет, приобретавший золотой и фиолетовый оттенки. Кейти еще ближе прильнула к нему.

– Люби меня, Том, – проговорила она сквозь поцелуй. – Люби меня, люби меня!

Роза в его руке увяла, лепестки посыпались на пол. У ее рта был привкус тлена.

Затем вдруг оказалось, что это уже не Кейти, а Шерон, пытающаяся успокоить его:

– Тише, тише… – Их губы разомкнулись. – Успокойся.

– Шерон, это ты? Я уже не знаю, где я и что со мной?

– Тише, тише. Все в порядке.

Но тут вокруг нее появилось сияние, Шерон исчезла, а вместо нее в его объятиях оказалась гигантская голубка. Капельки красной крови с его губ окрасили белые перья на ее груди. Глаза же ее и клюв были осколками полированного черного камня. Но спустя какой-то миг птица опять превратилась в женщину, сильную, темноволосую и красивую.

От женщины исходил аромат пряностей. Волосы ее ниспадали мерцающим черным каскадом на одно плечо и источали этот аромат. Ее кожа цвета корицы блестела. Ногти на ногах были выкрашены в охристый цвет, а лодыжки охватывали браслеты с миниатюрными колокольчиками. Руки ее были обнажены до локтей, и на каждой был вытатуирован неведомый мифологический зверь. Он знал, что перед ним Мария Магдалина. Не та, что подстерегала его в пыльных закоулках Иерусалима, а юная, ослепительная Магдалина.

– Слушай, – говорила она. – Ты должен меня выслушать.

– Я боюсь. Я не хочу. Я уже давно боюсь тебя.