Реквием

«Мой дорогой брат.

Надеюсь, письмо застанет тебя живым и здоровым. Извини, что не писала так долго, но время было тяжелое, и мы думали только о том, как выжить. Но нам на севере еще повезло — на юге, говорят, люди вообще умирали с голоду. Джон Баллиол пребывает в изгнании во Франции, и мы уже потеряли надежду видеть на троне своего короля. После захвата англичанами Стирлинга война прекратилась. Ты, возможно, слышал, что шотландские бароны покорились королю Эдуарду и заключили с ним мир. Но деспот оставил их в покое при одном условии — этого никто в ваших краях не ведает, — что они будут преследовать человека, единственного, кто еще ему сопротивляется, — твоего друга сэра Уильяма Уоллеса. Даже сэр Дэвид Грэм был вынужден участвовать в этом, хотя, конечно, только для виду.

А вот о других баронах я такого сказать не могу. Они занимались поисками сэра Уильяма всерьез, и преуспел среди них самый ретивый, сэр Джон Ментейс. Он как-то разузнал, где прячется сэр Уильям — а они с Греем скрывались в лесу недалеко от Глазго, — и неожиданно нагрянул туда со своими людьми ночью. Со скорбью сообщаю тебе — Грей погиб. Какое горе для Кристин, она до сих пор едва может говорить. А сэр Уильям отважно сражался и побил многих, но их было слишком много, и его в конце концов схватили. Нашего героя спешно перевезли в Карлайл, привязанного к коню, и передали английским баронам, доставившим его в Лондон. К нам в Элгин весть об этом принес Дэвид. Он находился недалеко от границы по делам со своим лордом, и они решили последовать на юг. Мой храбрый сын надеялся, что им как-нибудь удастся освободить сэра Уильяма, но, прибыв в Лондон, они сразу осознали тщетность надежд. Дэвид рассказывал, что город до самых стен набит людьми, съехавшимися со всей Англии посмотреть на казнь сэра Уильяма. Его держали под сильной охраной, так что невозможно было даже приблизиться.

На двадцать третий день августа сэра Уильяма Уоллеса привезли в Вестминстер, где устроили над ним суд. Ну ты, конечно, понимаешь — это был не суд, а судилище. Сэра Уильяма обвинили в предательстве короля, хотя он на верность Эдуарду никогда не присягал. Приговор объявили в тот же день. Дэвид рассказал мне, что было потом, но не все. Думаю, он не хотел меня пугать. А его самого с тех пор преследуют кошмары от увиденного. Я не могу думать об этом, душа болит нестерпимо. Мы насмотрелись жестокостей и даже, кажется, к ним привыкли, но то, что сделали в тот день в Лондоне с красивым благородным человеком, невозможно описать. Я собиралась, но не нашла слов. Не могу…»