Реквием

– Алла уже в детстве выглядела головокружительно, вызывающе, немыслимо счастливой. Помнишь, рассказывала нам, как училась в музыкальной и художественной школах, ездила в Москву, в Ленинград и Киев, ходила в музеи и театры. Вела жизнь, богатую позитивными впечатлениями. У нее была советская, но буржуазная семья.

– Ради форса напускала на себя деловитую озабоченность или, чтобы не светиться излишествами, экстравагантно прибеднялась. Как-то пошутила, мол, сама себе завидовала. Она – не счастливое исключение. Просто в городе жила. А мы с тобой видели перед собой коровники, свинарники, пьяных трактористов, шоферов и усталых женщин в замызганных, засаленных ватниках. Мы с тобой были Брижит Бардо и Мэрилин Монро в резиновых сапогах!

– Аллино первое место в рейтинге счастливцев среди наших друзей никто и не оспаривает. Уровень жизни, прекрасное воспитание, достойный круг общения. Судьба благоволила ей. И все же недоброжелатели шептались: «Так ли безоблачно ее счастье?»

– Некому было разоблачить и посрамить сплетников. Меня там не было! Можно подумать, они знали о ней больше, чем говорила ее внешность.

– Я так и не научилась отдыхать, развлекаться, радовать себя и других. Это плохо, – задумчиво сказала Лена. – Только теперь с внуком пытаюсь этому учиться.

– Но ведь бабушку ты удивляла и радовала.

– Чем? Опять же хорошей работой, помощью.

– А я слова Черчилля в детстве услышала и на вооружение взяла. Я не стояла, когда можно было посидеть, и не сидела, когда можно было полежать. Думала, сто лет проживу.

– Не оговаривай себя. Взрослой вкалывала будь-будь. Без ложной скромности могу утверждать, что мы с тобой жили по принципу Льва Ландау «Стремись к невозможному – получишь максимум». И не просчитались. Помнишь, радости не было границ, когда нам что-то удавалось. Я и сейчас отчетливо представляю эти прекрасные моменты. Само собой были и промахи, но они случались нечасто. И мы всё делали, чтобы они со временем обернулись победой. Нам самолюбие не позволяло, чтобы нас оттесняли на обочину.

– Мы не перекладывали свои проблемы на чужие плечи. Сами расплачивались за свои ошибки, сами выкорчёвывали свои обиды.

Лена опять бабушкино детство вспомнила.

– С какими счастливыми глазами она рассказывала мне об органе! Папа ее совсем маленькой на концерты возил. Он земским доктором был. Родители погибли, и она малолетней оказалась в деревне на попечении дяди. Оставила школу, по дому работала, батрачила на помещика. Единственной ее радостью была церковь. Вспоминала: «Бывало бегу с барского поля, ног под собой не чуя. В речке обмоюсь и скорее в храм к заутрене, чтобы не опоздать ни на минуточку, успеть глоточек радости получить. (Во сколько же она вставала?) Свой огород обиходила после господского. Иначе забьет до полусмерти».

Мужественно переносила лишения, на что-то надеялась, во что-то хорошее верила. И меня учила, что праздники – это награда, их надо заслужить, чтобы с чистой совестью отдыхать. А еще объясняла, что руки человеческие в труде должны меру знать. Жалела меня. И я ее. Мне-то намного легче жилось, чем ей. Случалось, прижмет меня жизнь, так сразу о ней, о бабушке моей любимой вспоминала и справлялась с проблемами. Холодно, пусто без нее в доме стало.

– А помнишь, как мы с тобой ходили в колхоз на ток работать! В обед повариха не успеет оглянуться, а мы, ребятишки, уже все смолотили и миски вылизали. Дома-то мяса понюхать нечасто давали, хоть и не перебивались с хлеба на квас, не бедовали, как другие.

– А я про сахар вспомнила. Он отдавал керосином, но это не сказывалось на любви к нему.

– Я сразу сутолоку очередей ощутила. Часто в них приходилась часами выстаивать. Но никакие затраты сил не страшны были перед лицом прекрасной мечты – получения заветного куска колотого сахара, – совсем по-детски улыбнулась Инна. – Ты не разучилась корову доить, стога метать? Утратила навыки?

– Вспомнила стародавние времена! Нет, конечно, но силы не те. В детстве двужильной была. В городе эти мои достоинства никому не нужны были. А теперь и в деревне эти знания ни к чему, везде машины заменили человека. Хотя на своем огороде по-прежнему руки и спина – главные орудия труда. А если еще коровушка в хозяйстве… Ты же сама-то не забыла, как на велосипеде ездить? Раз научилась – и на всю жизнь.

– Правильно сказала – «ездить», а не кататься. Ты никогда попусту не гоняла, только по делу. И всё-таки лучше тебя на велосипеде никто фокусы не выделывал!

– Не признавали этого мальчишки. Они терпеть не могли, чтобы девчонки в чем-либо верх над ними одерживали.

– Им приходилось мириться. И на уроках у нас девочки главенствовали, но не подчеркивали свое первенство, щадили ребят. Не знаю, ценили ли они наше благородство или просто не замечали? Это же мальчишки…

– А как они немилосердно дрались, доказывая свое превосходство!

– Не понимала я этого. Ведь не защищали кого-то, а просто так, ради самоутверждения. Видно, это было им необходимо, – пожала плечами Лена.