Реконструктор

Разворачиваюсь, поддаю газу… и мотор глохнет – я слишком резко бросил сцепление. Чертыхаюсь (разумеется, по-немецки), спрыгиваю на землю и пытаюсь завести мотор. Неудачно.

Было бы странно, если из этой попытки хоть что-то удалось: краник бензопровода мною перекрыт. Мотор дергается, чихает, но работать не хочет.

– Рядовой! Подтолкните мотоцикл!

Что сделает в этой ситуации охранник?

Будет толкать мотоцикл сам (оставив без контроля пленных) или пошлет подконвойных?

Меня устраивают все варианты.

По команде Петраускаса пятерка отобранных им пленных наваливается на мотоцикл и дружно толкает его вперед.

На этот раз бензопровод открыт, и горячий движок схватывается сразу. Даю перегазовку, разворачиваюсь… торможу…

Картина следующая.

Прямо на дороге одинокой кучкой стоят трое – два конвоира и их старший. Метрах в десяти от них – пятеро подконвойных. Слева сидят на земле еще шестеро, надо думать, те, что послабее. А за ними стоят еще двое конвоиров.

Вот и здорово…

Не слезая на землю, сдергиваю автомат и длинной очередью валю ближайших конвоиров.

Есть!

Поворачиваюсь налево. Очередь!

Хватается за грудь четвертый охранник.

А вот в пятого я выстрелить не успеваю – его сбивают с ног, и он мгновенно оказывается погребен под кучей тел. Слышны глухие удары, хрип… все.

– Оружие собирай! – кричу пленным. – Патроны, еду!

Дважды повторять не нужно – конвоиров уже потрошат вовсю.

А ко мне подходит один из бывших подконвойных. Поднимает к плечу сжатый кулак – приветствует, надо думать.

– Спасибо, товарищ! – говорит он мне. – Рот Фронт!

– Да русский я! Тряпки эти надел, чтобы к конвоирам ближе подойти.

Глаза подошедшего расширяются:

– Русский?

– Красноармеец Максим Красовский! Могу даже документы показать! Кстати, – выуживаю из коляски еще одну винтовку, – возьми, а то тебе не досталось. Вот и подсумки с патронами. Гранаты есть – могу дать четыре штуки, надо? Штык еще есть…

Про пистолет я умалчиваю: всегда полезно иметь в кармане козырь.

– А мотоцикл-то знакомый! – подходит к нам коренастый, но очень уж исхудавший мужик. – Офицера ихнего возил!

– Так он и сам тут рядышком лежит! – киваю на лес. – Прикопал я их поблизости, чтобы не хватились раньше времени. И форму с водителя снял.

Это правда – на мне его дождевик. Форму своих конвоиров пленные наверняка узнают, а вот к мотоциклисту приглядываться им явно было недосуг.

– Уходить надо скорее, товарищи! – повышаю голос. – Не ровен час фрицы поедут – не отобьемся же! Мало нас, и оружия не хватает…

Уговаривать никого не нужно – все с этим согласны. Пять человек надевают шинели конвоиров, их сапоги и пилотки. Одежду бывших пленных убираем в багажник коляски. В саму коляску прячем и карабин мотоциклиста – странно выглядел бы конвоир с двумя винтовками.

Еще удивительнее выглядел бы пленный с оружием.

А вот гранаты они прячут под одежду – расставаться с оружием никто больше не хочет.

– Если по дороге чуток пройдем, – торопливо поясняю я, – то тайничок там у меня есть… еды чуток, еще малость добра всякого… А завтра – можно и за оружием сходить, есть тут недалеко ухороночка.

Один из мнимых конвоиров забирается в коляску: он поедет со мной.

– Слушай, – спрашивает он меня, – а как же ты этих-то двоих уговорил? Офицер – тот хиляк, верно. А вот водитель – здоровый же был, чертяка!

Мы как раз проезжаем мимо той самой коряги, под которой лежат оба немца. Притормаживаю.

– Корягу видишь?

– Это вон ту, где сучок вверх торчит?

– Ага, она самая. Сбегай и полюбопытствуй…

Через минуту он возвращается. Бледный.

А хрена ль? Там такое зрелище… скажу вам. Офицер-то далеко не сразу раскололся.

– Ну ты ваще… лихо их…

– Дык! Жизнь заставит – не так еще раскорячишься!

– Эк загнул-то! – уважительно говорит он. – Как звать-то тебя, головорез?

– Максим я! Снайпер, отрезали нас, вот и мыкались тут по лесам. На фрицев навалились, да там меня и подранили. Наши отошли, а меня в деревеньке одной оставили – лежи, мол!

– И долго пролежал?

– Долго… пока немцы не нагрянули. Деревню спалили, еле ушел. Патронов-то нет! Винтарь есть, а чем стрелять? Так и ушел в гражданке, зато с винтовкой и документами.

– Где ж она у тебя? Эта, што ль? – трогает немецкий карабин мой попутчик.

– Не… У меня «Светка»! Да с оптикой – не хухры-мухры! Заныкал я ее. А фрица-обозника придавил, кой-чем и разжился. Потом еще… А потом и колонну пленных увидал. Ну и пошел к вам на помощь.

– Вовремя успел. Нас в шталаг переводить собрались.

– Это что ж за зверь такой – шталаг?

– Лагерь ихний. Для штрафников. Тут, почитай, каждый бегать пытался, да не по разу. Вот и дали команду – в шталаг!

– Понятно… ладно, хорош базлать, мы к перекрестку подъезжаем! Здесь движение есть, так что надо в оба глядеть! А то проколются наши – что тогда? Надо упредить! Тогда хоть в лес уйдут!

Ссаживаю его метров за пятьдесят от перекрестка.

– Тут стой – вроде как на посту часовой. Уж больно морда у тебя небритая, вблизи увидят – хана всем настанет!

Это уже мой ляп! Не подумал о том, что все пленные небриты и заросли. А конвоиры такими быть не могут. Нельзя нам близко к немцам подходить, спалимся на раз-два!