Переворачиваю тело – оно совсем легкое. Лица почти не разобрать – пуля попала стрелку прямо в переносицу, изуродовав его до неузнаваемости.
Расстегиваю шинель и, присев на корточки, обшариваю карманы гимнастерки. Какие-то письма – это в сторону. Завернутая в тряпочку медаль «За отвагу». Хм, так я и по-русски, оказывается, читать могу? Интересно… Ага, вот и документ, кажется, у русских это называется комсомольский билет? Еще какие-то бумажки, это после…
Присаживаюсь на поваленное дерево и открываю комсомольский билет.
Так, «Всесоюзный Коммунистический…» – пропускаем, это мне неинтересно.
Ага, вот и имя хозяина.
Красовский.
Максим Андреевич.
Не веря своим глазам, еще и еще раз вчитываюсь в эти строки.
Нет, зрение меня не обманывает.
Красовский Максим Андреевич – мой прадед…
– Смотри, Максим, – протягивает мне старый фотоальбом отец. – Вот тут собрана почти вся история нашей семьи. Ну разумеется, та, которую удалось собрать. И фотографии есть – те, которые уцелели.
Листаю старые, непривычно толстые страницы. Под фигурными полосками бумаги укреплены пожелтевшие фотографии. Лица людей мелькают передо мной. Это все, кто тут изображен, мои родственники? Точнее, уже предки.
– И сколько же тут всех собрали, пап?
– Двадцать три человека. О некоторых просто ничего неизвестно, слишком много времени прошло. Да и время это было… всякое, в общем. Вот, например, твой прапрадед – Андрей Красовский. Так он вообще был полковым священником. От него только одно фото и осталось, больше просто не существует. Да и то нашли его уже в наше время – в Интернете натолкнулись на статью о военных священниках, там его фото и отыскалось.
– Он воевал?
– Да. В Русско-японскую и в Первую мировую. Даже ордена имел.
– А разве они воюют? Ведь попам в руки оружие брать нельзя!
– По-всякому воевать можно, Максим. Мы просто многого не знаем о тех временах. Но за выслугу лет священникам наград не полагалось. Да еще и военных орденов!
– Многие из нас воевали?
– Почти все. Даже и женщины. Одна из твоих прабабушек – так вообще всю войну прошла! Связисткой была. И оба прадеда – один из них капитаном войну закончил, артиллерист.
– А второй?
Отец переворачивает несколько страниц. Передо мною фото – молодой парень в красноармейской форме. На груди какие-то значки и даже медаль.
– Вот он. Максим Андреевич Красовский – тебя в его честь назвали Максимом.
– Только одно фото? А почему он рядовой? Второй прадед – вон, до капитана дослужился! Он что, где-нибудь в тылу служил?
Отец почесывает подбородок.
– Видишь ли, Максим… Про него вообще мало что известно. Они с твоей прабабкой только успели пожениться, как его в армию призвали – война началась. Воевал он хорошо, видишь, даже в сорок первом его медалью наградили, а тогда с этим туго было… Стрелок был хороший – ну это у нас почти семейная черта, сам знаешь. А потом… Под Ленинградом это случилось. Отрезали его часть, и после этого – все. Никаких сообщений о нем больше не поступало. Официально – он пропал без вести. Не он один, таких тысячи были…
– И когда же это все произошло?
– Летом одна тысяча девятьсот сорок второго года, где-то на Волховском фронте.
Я потом не раз вспоминал эту фотографию. Бывая в этих местах, подсознательно представлял себе, как (ну совершенно случайно!) раздвигаю руками куст, а там – пирамидка! С пятиконечной поблекшей звездой. И единственное имя на ней – рядовой Максим Андреевич Красовский…
Но нет никакой пирамидки. И могилы моего прадеда тоже нет. Его так никто и не похоронил тогда – оставили лежать под разлапистой елью. И никто – ни всевозможные красные следопыты, ни поисковики, – никто так и не забрел на этот холмик и не ткнул в землю щупом.
Кстати!
Наклоняюсь над телом и после недолгих поисков нахожу черный цилиндрик. Несколько движений – и он распадается на две половинки. В моих руках небольшой листок бумаги – на нем то же самое имя. И адрес… мой адрес. Здесь я живу! Жил? Или буду?
На земле сидел человек.
В серой немецкой шинели и немецких же сапогах. Оружия у него не было, только под рукою сиротливо поблескивал брошенный топор. Шли минуты – он не двигался. Выглянувшее на мгновение солнце пощекотало его своим лучиком – человек так и не поднял головы.
«Кто я?
Максим Викторович Красовский.
Или Макс Красовски?
Я русский!
Немец?
Солдат вермахта?
Нет!
А почему на мне их форма?
Я – реконструктор! Мы отыгрываем бой!
А откуда передо мною мертвое тело? И документы, которые я держу в руках, – документы моего пропавшего прадеда? И тело передо мною – это он сам?
Голоса вдали! По-немецки говорят, между прочим…
И эти воронки вдали. Перепаханные танками окопы…»
Поднимаю с земли СВТ. Она уже заржавела, рыжие разводы тронули металл ствола и ствольной коробки. Но затвор открывается. На землю падает патрон.
Обычный патрон 7,62х54 – сколько я таких держал в руках!
Но этот – вполне боевой! Реконструкция с боевым оружием?
Осматриваю винтовку – нормальное боевое оружие. Ее только почистить, убрать ржавчину – и можно воевать.