Реконструктор

И снова я вижу все тот же сон. Мы опять сидим у костра. Я и мои товарищи, одетые в привычную серую форму. Тихо переговариваемся и передаем друг другу жестяные кружки с чаем. Вместе с кружкой я получаю и бутерброд — толстый ломоть восхитительно белого хлеба, намазанный чем-то белым и очень вкусным. Не маслом! Откуда-то всплывает название продукта — 'плавленый сыр'. Странно, разве сыр может быть таким? Он имеет нежный аромат и чуть-чуть острый привкус, с примесью перца, должно быть. И опять, как в прошлый раз, раздвигаются мои товарищи в сторону, пропуская к костру пришедшего.

На этот раз я уже успеваю его хорошо рассмотреть.

Это русский!

Одетый в военную форму Красной армии.

Он без оружия, только на поясе висит нож в черных ножнах. Красноармеец подходит к костру, здоровается.

По-русски!

Я это хорошо понимаю.

И ему отвечают… тоже по-русски! Правда, я не успеваю разглядеть, кто именно это делает.

Мой сосед отодвигается, и красноармеец присаживается рядом со мной.

— Привет, Макс! — говорит он мне. — Сапоги не жмут?

— Герр лейтенант! Рядовой Красовски прибыл по вашему приказанию!

— Садись, Макс! — взводный указывает мне на стул.

Присаживаюсь.

— Словом, Макс, — говорит Краузен. — Пришел приказ…

Я весь внимание, напрягаю слух.

— В нем есть и кое-что, относительно тебя. Есть хорошие новости — ты теперь старший стрелок, обершютце. Сиди-сиди… Есть и менее приятные новости. Твое пребывание здесь закончено, и получено предписание прибыть к дальнейшему месту службы.

— Осмелюсь спросить, герр лейтенант, куда же?

— Четыреста пятый гренадерский полк сто двадцать первой пехотной дивизии. Теперь этот полк станет твоим домом.

— Так точно, герр лейтенант!

— Скажу откровенно, Макс, я этому рад. Ты не хочешь знать, почему?

— И почему же, герр лейтенант?

Он некоторое время вертит в руках карандаш.

— Ты хороший солдат. Опытный и прекрасно подготовленный. Но товарищи по роте, тебя не очень-то… любят. Уважают, да. Но не любят. Они опасаются чего-то того, что сидит в глубине твоей памяти. Этих внезапных вспышек агрессии, твоей непонятной тяги к рукопашным схваткам… да мало ли, что там ещё запрятано?

— Но, герр лейтенант! — приподнимаюсь я с места.

— Сиди! Я не всё ещё сказал!

— Слушаюсь!

— Так вот, Макс — я так не думаю. Но все-таки, фронт — самое лучшее для тебя место, поверь мне. Поверь старому солдату, видевшему много крови. Ты — боец. И место таким людям — фронт. В тылу эта, не находящая выхода агрессия, ни к чему хорошему не приведёт…

И я снова шагаю по дороге.

На этот раз, полностью вооруженный и экипированный. С положенным пайком и командировочным предписанием. Моя дальнейшая судьба теперь совершенно ясна — 405 гренадерский полк, там меня уже ждут.

А в голове все время вертится фраза, сказанная мне тем самым русским.

— Привет, Макс! Сапоги не жмут?

Кто он? И почему я его понимаю так хорошо?

Два дня спустя.

Расположение 405 гренадерского полка 121 пехотной дивизии.

— Осмелюсь доложить, герр обер-лейтенант! Старший стрелок Макс Красовски, прибыл для дальнейшего прохождения службы, согласно предписанию! — протягиваю пожилому штабному офицеру свои бумаги.

— Прибыл? — он неторопливо раскладывает на столе документы. — Так… после ранения. Частичная потеря памяти, годен к строевой службе без ограничений? Это как? Ты что — совсем ничего не помнишь?

— Никак нет, герр обер-лейтенант! Не помню только прошлого. Все, касающееся сегодняшнего дня, понимаю и запоминаю.

— Так. Хорошо. О тебе хорошо отзывается твой командир взвода, да и старшего стрелка дали не за просто так. Ну что, Красовски! Такие солдаты нам нужны!

Он снимает трубку полевого телефона и несколько минут о чем-то разговаривает с невидимым собеседником. Всё это время я стою навытяжку около стола. Кивнув, офицер опускает трубку.

— Вот и все, Макс. Приблизительно через час, тут будет транспорт из твоей будущей части, с ними и поедешь. Второй батальон, пятая рота. По прибытии на место доложишься командиру второго батальона, майору Рихарду Бочентину. Хотя нет… он сейчас вызван в штаб… Ладно, отправляйся прямо в свою роту, передашь бумаги исполняющему обязанности командира роты — лейтенанту Карлу Морту. Свободен!

— Цу бефель, герр обер-лейтенант!

Щелкаю каблуками, поворот через плечо, и под моими сапогами скрипят половицы. Дверь, крыльцо — теперь можно присесть и передохнуть. С мыслями собраться. Это пока ещё не передовая, полк расположен в тылу, идет пополнение личным составом. Стало быть, завтра мне фронт ещё не грозит. Да и послезавтра — тоже. А отчего-то я туда совсем не хочу. Проклятый сон… он приходит ко мне каждый день! Мы дружески разговариваем с тем русским, я даже знаю его имя и фамилию — Григорий Чуков. Похоже, что мы знакомы не первый день, он относится ко мне как к старому приятелю. И беседуем мы с ним о каких-то вещах, которые я должен хорошо знать. Должен, но не знаю. Но как такое вообще может быть?

— Вот тогда Митрич мне и говорит — мол, не выделывайся, дура! Лучше о своем будущем подумай, война ведь, и мужиков — наперечет!

— Да уж лучше всю жизнь перестаркой проходить, чем с таким вот охламоном женихаться!