Командир маршевой роты, обер-лейтенант Хельмут Бользен, оказался худым, как жердь, высоким человеком с неприятным выражением лица. Как только дежурный доложил о моем прибытии, меня тот час же призвали предстать пред его начальственные очи. И первое, что я услышал, — неслабый нагоняй по поводу своего внешнего вида. Обер-лейтенанту не понравилась моя шинель. Вернее, то, как я в ней выглядел.
— Вы специально так оделись, солдат? — и голос у него был такой же неприятный, скрипучий, будто колодец с несмазанный воротом.
— Никак нет, герр обер-лейтенант! Просто эта шинель с чужого плеча, она мне велика.
— Вот как? А куда вы дели свою?
— Она была испачкана кровью, и вообще сильно пострадала.
— Неудачно побрились?
— Никак нет, герр обер-лейтенант. Сегодня ночью колонна автомашин, в одной из которых я ехал, была обстреляна из лесу бандитами. Я заменил убитого водителя и сел за руль машины. А в тот момент, когда его перекладывал, шинель испачкалась кровью, текущей из ран. Вот и распорядился начальник колонны выдать мне другую шинель. Он пообещал подать рапорт о данном случае.
— Хм, так передо мной, оказывается герой? — язвительно проговорил ротный.
— Никак нет, герр обер-лейтенант, я просто выполнял долг немецкого солдата.
— Долг? Ладно, и здесь у тебя будет возможность сделать то же самое. Я распоряжусь, чтобы тебе подыскали что-нибудь более подходящее по размеру. Свободен!
Нельзя сказать, что мое пребывание в этой части было развлечением. С самого раннего утра и до поздней ночи нас безжалостно гоняли по окрестностям. Мы рыли окопы, стреляли и бросали учебные гранаты. Во всем этом я находил для себя много знакомого. Несомненно, мне когда-то приходилось делать подобные вещи. Здесь фельджандарм, с которым я беседовал еще в госпитале, был совершенно прав. Но, тем не менее, я не раз ловил себя на мысли, что некоторые из тех вещей, которые нам преподавали сейчас, мне не только приходилось делать раньше, но делать это совсем по-другому. Но как, и почему? Ответа не находилось. Иногда на меня что-то накатывает и я рвусь в учебную атаку так же, как в настоящую боевую. И тогда взводный меня одергивает — не лезь вперед товарищей!
Впрочем, нам не оставляют достаточно времени для размышлений на какие-то отвлеченные темы. Только-только и успеваем, что поесть и передохнуть. На что-то большее уже этого не хватает. Да и не с кем нам особо разговаривать. Дыхание фронта ощущается даже и здесь, в тылу. Только-только переговоришь утром с соседом по койке — а в обед он уже собирает свои вещи. За неделю личный состав роты обновился почти на треть. Наш взводный офицер — лейтенант Макс Краузен, старый вояка. Прошедший еще ту войну, он смотрит на жизнь со здоровым цинизмом и справедливо не ожидает от жизни ничего хорошего. Поэтому он учит нас тому, что, по его мнению, и потребуется на фронте в первую очередь. Нет, строевая подготовка у нас есть — как же без этого? По-моему, армии, без строевой не бывает вообще. Но не она у нас поставлена во главу угла, стрельба, переползания — вот этим приходится заниматься постоянно, невзирая ни на какие погодные условия и прочие несерьезные (с точки зрения взводного) вещи. А вот рукопашной драки нам отчего-то совсем не преподают. На мой осторожный вопрос, Краузен делает удивленное лицо.
— Ты, наверное, действительно хорошо приложился головой, солдат! Хочешь сказать, что тебе уже когда-то приходилось сходиться с русскими врукопашную?
— Что-то такое помню, герр лейтенант.
— Надо же! — Краузен с интересом на меня смотрит, словно впервые увидел. — Немного я знавал людей, которые вот так, запросто, могли бы это сказать!
Пожимаю плечами — с моей точки зрения, здесь нет ничего особенного.
— Ну… Кое-что я все-таки помню, герр лейтенант. Мы столкнулись с ними в каком-то селении… Там еще были каменные дома… И командир приказал их оттуда выбить. Мы открыли огонь, но они выставили перед собою женщин.
Стоявшие рядом солдаты поворачиваются к нам. Некоторые даже подходят поближе, чтобы лучше слышать мои слова.
— И что же было дальше, Макс? — интересуется взводный.
— Стрелять было нельзя…
— Почему? — удивляется кто-то из солдат. — Это же их женщины, какое нам дело, сколько их уцелеет?
— Фамилия?! — оборачивается к нему взводный.
— Карл Магерт, герр лейтенант!
— После занятий тебя будет ожидать штабс-фельдфебель Горн. С нетерпением ожидать, солдат! Полагаю, что у него для таких нетерпеливых героев, как ты, всегда найдется какое-нибудь важное дело… А ты, Макс, продолжай…
— Слушаюсь, герр лейтенант! Мы сблизились с домами, и эти бандиты уже не могли стрелять. Тогда они вышли на улицу и набросились на нас. Все завертелось вокруг, помню, что я ударил прикладом какого-то бородача с зеленой повязкой на лбу… Он упал, и его товарищ бросился на меня с большим ножом. Мне удалось его выбить, и мы покатились по земле. А дальше… Помню, что он меня душил, а я пытался вытащить из ножен штык.