Реки Вавилона

— Я закрепил его на верхушке топливного бака. Бак в этой точке слегка закруглен, слой пластика получился толщиной примерно в десять сантиметров, детонатор разместил точно в центре заряда. — Саламех облизнул замерзшие губы. Он не симпатизировал всем этим людям и их делу, понимал, что совершил большой грех. С самого начала у него не было никакого желания связываться со всем этим. Но, по мнению Риша, каждый араб являлся партизаном. От Касабланки в Марокко до Багдада в Ираке — все они были партизанами, все были братьями. Их более ста миллионов. Саламех не верил ни одному слову Риша, но его родители и сестры продолжали жить в Алжире, что помогло Ришу заставить его совершить этот гнусный поступок. — Я горжусь тем, что выполнил свою часть работы, — произнес Саламех, чтобы заполнить тишину, хотя и понимал, что пользы от этих слов не будет. Внезапно он осознал, что его судьба была решена в тот самый момент, когда его нашли эти люди.

Риш, похоже, не слушал. Мысли его были заняты другим.

— Пластик. Ты говоришь, он лег точно по форме верхушки бака? Может быть, тебе надо было покрыть его алюминиевой краской? — рассеянно поинтересовался Риш.

Саламеху очень хотелось сообщить Ришу что-нибудь успокаивающее, что могло бы устранить терзавшие его сомнения.

— Туда больше никто не зайдет. Хвостовой отсек отделяется от салона герметической перегородкой. Вся гидравлика и электрика обслуживаются с пультов, расположенных за перегородкой. Заклепанные пластины перегородки могут быть сняты только в случае аварии или крайней необходимости. Никто больше не увидит ту сторону топливного бака. — Саламех определенно слышал нетерпеливое дыхание по крайней мере трех человек, притаившихся в тени позади Риша. В конце тоннеля уже стало совершенно темно, время от времени на реке или в заливе раздавались гудки пароходов, их отголоски разносились по холодному укрытию.

Риш что-то пробормотал.

Саламех приготовился к худшему. Зачем надо было встречаться в этом темном месте, когда с таким же успехом можно было встретиться в уютном бистро или на квартире? В глубине души он знал ответ на этот вопрос и все же предпринял отчаянную попытку изменить свою уже предрешенную судьбу.

— Как ты и хотел, я написал заявление с просьбой о переводе на завод в Тулузу. Они пойдут мне навстречу. Для меня будет честью сделать то же самое там на другом самолете, — с надеждой произнес он.

Риш издал звук, похожий на смешок, и по спине Саламеха пробежал холод. Развязка приближалась.

— Нет, мой друг, — прозвучал голос из темноты. — Этот вопрос уже решен. Ты свое дело сделал, а об остальном позаботятся другие.

Саламех сглотнул подступивший к горлу комок.

— Конечно, но… — Он услышал, как Риш хлопнул в ладоши.

Несколько рук проворно и ловко прижали Саламеха к скользкой стене укрытия. Он ощутил прикосновение к горлу холодной стали, но не смог даже крикнуть, потому что ему зажали рот. Второй и третий ножи вонзились в область сердца, но в спешке убийцы пробили только легкие. Саламех почувствовал, как теплая кровь хлынула на его холодную кожу, услышал хрипы, вырывавшиеся из горла и легких. Еще один нож вонзился в спину, но скользнул по кости. Понимая, что обречен, Саламех сопротивлялся чисто машинально. Охватившая его боль свидетельствовала о том, что убийцы пытались быстро сделать свою работу, но излишнее возбуждение помешало им выполнить ее хорошо. Саламех подумал о жене и детях, ожидавших его к ужину. А затем лезвие ножа все-таки нашло его сердце, муки его закончились, и он умер, дернувшись в предсмертной судороге.

Риш что-то тихо проговорил убийцам, опустившимся на колени возле трупа. Они вытащили у убитого бумажник, сняли часы, вывернули все карманы и сняли с него добротные рабочие ботинки. А затем перекинули труп через край помоста, держа за ноги, и тело Саламеха зависло над черными волнами, ритмично ударявшими о стены укрытия. Водяные крысы, постоянно пищавшие со всех сторон, затихли в ожидании. Залитое кровью лицо Саламеха коснулось холодной затхлой воды, и убийцы отпустили ноги трупа. Своды укрытия вновь огласились писком прыгавших с помоста водяных крыс.

Рабочие в респираторах закончили свою работу и выключили пневматические пульверизаторы. «Конкорд», стоявший в сводчатом красильном цехе, поблескивал белой краской. В цехе, где совсем недавно слышались звуки и царила суета, теперь наступила полная тишина. Мрачно засветились инфракрасные нагревательные лампы, туман от распыляемой краски завис вокруг отливавшего красным светом самолета. Насосы для очистки воздуха вытягивали из цеха ядовитые пары.

Потом насосы отключились. Инфракрасные лампы потускнели и потухли. Внезапно темный цех залил бело-голубой свет сотен вспыхнувших ламп.

А затем в цех начали заходить люди в белых комбинезонах. Они заходили туда молча, как в святилище. Несколько секунд они стояли, задрав головы, и смотрели на длинную, грациозную птицу. Казалось, что и сам самолет, возвышаясь на длинных ногах и опустив клюв, смотрит вниз на рабочих с надменностью и безразличием священного Ибиса с берегов Нила.