«Регламентные работы» в телевизоре закончились, экран показывал длинный стол, за которым сидело человек восемь. Диктор бесстрастным голосом назвал их ГКЧП – Государственным комитетом по чрезвычайному положению. Вице-президент Янаев стал зачитывать заявление Горбачёва, который в связи с болезнью слагал с себя полномочия Президента СССР.
Егор впился взглядом в экран. Болезнь, конечно, чушь, но неужели наконец убрали говоруна? «По России мчится тройка – Мишка, Райка, перестройка»… Вместе со вздохом облегчения, что наконец-то в стране нашлись люди, взявшие на себя ответственность за её судьбу, отметил Егор и нервозность новых руководителей, их заискивающие ответы на вопросы иностранных журналистов, дрожащие руки и опущенные головы.
Но всё равно – дело сдвинулось с мёртвой точки и должны уже идти необходимые команды для исполнителей. А уж среди них найдутся люди, которые проявят и решительность, и профессионализм в наведении порядка. Только бы не опоздали эти команды. «Крокодил» тоже приказал ждать их…
Приоткрыл дверь, чтобы не пропустить звонок телефона. А по телевизору начали показывать московские улицы, наполнявшиеся народом. Толпы, судя по репликам, направлялись на Лубянку. И отнюдь не дружелюбно.
Поспешил к телефону сам, торопливо набрал номер Юрки Черёмухина:
– Как у вас?
– Только что не лезут в окна.
И с надеждой, которой минуту назад у него совершенно не прослушивалось, попросил:
– Ты можешь быстро подскочить?
– Совсем плохо?
– А ты глянь в телевизор.
Экран бесстрастно фиксировал, как к памятнику Дзержинскому подогнали кран и Железному Феликсу набросили на голову петлю из троса[8]. Не балет. Не лебеди!
– Только быстрее, – поторопил Юрка, уже ни на кого, видимо, не надеясь. – Встречаю у тыльных ворот.
Но ведь «Кап-раз» приказал ни во что не вмешиваться… Или он рассчитывал на иное развитие событий? Тогда – всё можно.
– Быстрее, – ещё раз попросил Юрка и сам положил трубку.
Паники на улицах Егор не отметил. Да, собирались толпы около тех, кто громче всех говорил, но крикуны-агитаторы – это изначально провокаторы. Равнодушных, занятых собой и внуками старушек, подметавших улицы дворников, целующихся влюблённых было всё равно больше. Именно в этой пассивности людей, которые никуда не побегут, никого не станут свергать или защищать, могло оказаться спасение для страны. Может, и Юрка зря паникует? Подумаешь, собралась горстка перед Лубянкой. Две пожарные машины с водомётами – и через полчаса особо ретивые сидят по домам, сушат одежду. Завтра, одумавшись, спасибо скажут, что не дали замутить бузу…
Черёмухин встретил у тыльных ворот центрального здания, протянул в узкую щель внутрь двора.
– Здесь загружено полторы тысячи личных дел агентов и находящихся в разработке фигурантов, – кивнул на грузовик-фургон с надписью «Хлеб». Рядом валялись выброшенные лотки, что говорило об истинном, а не камуфляжном предназначении машины. Очки у Юрки были всё те же, слегка великоватые, и после заботы об архиве он постоянно занимался их охраной на носу. – Надо прорваться на спецобъект. Иначе представляешь, что будет?
Представить списки агентов в газетах не было сложностью: времена для прессы наступили такие, что многие редакторы ради сенсации готовы в уголке юмора публиковать отчёты о похоронах собственной матери.
Хотя публикация списков иным митингующим как раз и поубавила бы пыл. Перед переходом в ГРУ Егор, нёсший службу в первом подъезде, сопровождал правозащитницу, на всех углах требовавшую открыть архивы спецслужб. Председатель КГБ сделал всё гениально и просто: пригласил её к себе в кабинет и, как понял Буерашин, показал личное дело отца, чьё имя долгие годы выставлялось как символ борьбы с тоталитаризмом.
Почитав протоколы, женщина на цыпочках вышла из «Детского мира»[9] и как будто цементного раствора глотнула. Причина оказалась более чем банальна: по оговору её отца-символа в тридцатые годы было расстреляно более десяти его же друзей.
Ох, не плоской была история страны. Не чёрно-белой…
Только ведь наряду с подобными стукачами, которых, в принципе, как-то можно понять с позиций нынешнего времени, в картотеках имелись имена тех, кто предупреждал о терактах, безалаберности, антисоветчине. Кого внедряли в преступные группировки. «Подбрасывали» к иностранным посольствам. Кто закрывал каналы с наркотиками, пресекал похищения людей. Аксиома для всех стран мира: государство обязано защищать свои интересы, свой государственный строй, своих граждан. В том числе и негласными методами.
В первую очередь имена таких негласных сотрудников и спасал Юрка. И Буерашин молча протрубил ему гимн.
– Стреляем без предупреждения по каждому, кто приблизится. На крайний случай – взрываем.
О-о, какая же несусветная глупость посетила Юркину доселе светлую голову! Взрыв разметает листочки по всей округе, а «секретка» обязана уничтожаться до последней буковки в документе. В ГРУ на этот случай держат напалм…
Но Юрке было не до подобных тонкостей. В своём окопе он, судя по всему, остался один, держал целый фронт и сопротивлялся как умел.
– В фургон или рядом поедешь?