Реки помнят свои берега

– Я не стану спрашивать, как вы это сделаете, – повторил «Кап-раз» и отпустил группу из кабинета с проёмами в стенах, где за синими шторками располагались подробнейшие карты всех регионов мира.

Буерашин мало сомневался, что задача снова окажется «водной», раз ими рулят моряки. И не ошибся.

– Берём водозабор, – определил Олич окончательный вариант после прилёта в Таллин.

Взяли. Проникли туда, куда и мышь не могла прошмыгнуть незамеченной. Вылили в резервуары жидкость, заранее подготовленную химиками вкупе с биологами, и к обеду вместо митинга город сел на унитазы. Ни лозунгов тебе, ни столкновений, ни чрезвычайного положения – один понос. Лидеры всевозможных национальных фронтов бесились, Москва и Запад, каждый по-своему рассчитывавшие на этот митинг, недоумевали. А сделать всё красиво и непонятно для окружающих – каллиграфический почерк ГРУ, за красоту которого группе Олича выделили по три дня отпуска.

Всем, кроме Егора.

– На «минус два», – отдал «Крокодил» ему команду спускаться на два этажа под землю.

На «минус втором» располагалась «гардеробная», в которой годами собирались одежда и вещи для любых целей и задач в любой точке мира. От трусов до фраков, от бейсболок и шлёпанцев до шляп и ковбойских полусапожек. Значит, готовность номер один. Куда? К какому шкафчику подведут? У отбывающих за границу ни одного намёка на принадлежность к СССР не должно быть, даже родных пломб в зубах, не говоря уже о клейме советских прачечных на белье.

– Готовься в Латинскую Америку, – «Кап-раз» провёл Егора в самый угол помещения. Пригладил и без вмешательства идеально подправленные усики, распахнул шкаф с летними песчаными костюмами. – Пойдёшь «на холод»…

И вот «холод» кончился, и Егор вправе был рассчитывать хотя бы на служебную машину, чтобы не ловить такси с архивариусом Лубянки.

– Да тут без тебя напряжёнка непонятная по всем линиям, – уловив разочарование на лице друга, попытался оправдать «грушников» Черёмухин.

«В любом случае не такая, как была у меня», – поджал губы в детской обиде Егор: не каждый день вырываются пленники самостоятельно. Надежду на жизнь, конечно, давал негласный договор всех разведок мира: поскольку разведчики являются военнослужащими, то их физическое уничтожение приравнивается к нападению на страну. Тюрьма – да, перевербовка – да, но под расстрел подвести не должны были. Только это если бы держали официально в тюрьме, а не в пещере в сельве…

– Да вон бежит, кажется, кто-то из твоих, – вычислил Юрка в аэровокзальной суматохе родственную душу.

Бежал сам «Кап-раз». Он схватил Егора в объятия, приподнял, словно через лёгкую тяжесть веса подчинённого убеждаясь, что перед ним не призрак.

– Я рад. Остальное всё потом, – отстранился командир и с надеждой посмотрел на Юрку. – Добросишь товарища до дома?

Не дожидаясь ответа, ещё раз прижал к себе Егора, шепнув приказ:

– Сидеть дома, никуда не высовываться и ни во что не вмешиваться. Ждёшь только моей команды.

И подтверждая, что подчинённый не был забыт, что ценен и дорог, добавил ещё тише:

– Тебе бумаги на большую награду готовим. Высшую. Только т-с-с-с. И без меня никуда и ни во что.

Ошарашил – и исчез столь же стремительно, как и появился.

– Я же говорил, что у вас какой-то напряг, – обрадовался собственной дальнозоркости близорукий Черёмухин.

Но Егор застыл от известия о награде. А почему, собственно, нет? Не к тёще на блины ездил. А для человека военного звезда на груди порой весомее звёзд на погонах. Но что случилось в конторе? В честь чего напряг и суматоха?

Взгляд зацепился за электронное табло: 18 августа 1991 года. Не тринадцатое и вроде не пятница…

Глава 9

Томившийся от безделья и неизвестности Егор целые сутки тупо смотрел в телевизор, пока не стали показывать балет «Лебединое озеро».

Ничего не понимая в нём, переключил каналы, но по всем трём программам танцевали одно и то же. Такая синхронность могла повеселить или удивить, но для разведки однообразие несёт такую же тревогу, как и общая неразбериха.

Вышел в коридор – пуст, соседи на службе. Присел к столику с общим телефоном. Дежурный по управлению трубку не поднял, чего в принципе не могло произойти, и Егор вновь вспомнил календарь: может, страна отмечает какое-то событие, о котором он запамятовал? 19 августа, понедельник. Праздники обычно по воскресеньям…

Когда балет на экране сменился мёртво застывшей заставкой о проведении в Останкино регламентных работ, Егор заторопился на улицу.

Она информации не прибавила. По крайней мере, транспорт ходил исправно, не заметил он и тревоги на лицах людей. Тянулась очередь к газетному киоску, но пресса, видимо, ничего не успела написать из происходящего, люди пожимали плечами и расходились по своим делам. Если что и вершилось в стране, то, наверное, в пределах Садового кольца. Но оно – не Россия.

Поспешил обратно в общежитие, боясь пропустить звонок со службы.