Река Зеро

Я отпустил себя в душевой кабине, когда теплые струи тропического ливня шарахнули меня по затылку, унося в сток ролевую маску социума. Ту самую, что заменяла мне лицо, стоило выйти из дома. Я словно наяву увидел, как на минуту вода сменила цвет на бурый.

На пару минут под струями душа я становлюсь самим собой. Не рядовым манагером с предполагаемой работой, о которой у меня имелось отдаленное представление.

Но человеком, превращающим реальность в сны.

Тем, кто с легкостью может выжечь любой БИЧ. Обратить жизнь в прах. В пепелище. Подчистую. Вернуть базовые настройки, данные при рождении.

Без опыта, без навыков.

Спать. Есть. Пускать слюни, испражняясь под себя.

Существовать.

Скромным и неприхотливым овощем в оранжерее, где садовник не появится никогда.

Отбрасывая условности – таков я на самом деле. Человек, который взял на себя право корректировать чужие жизни. Ломать судьбы, перекраивать на новый лад. Я позволяю себе делать вещи, когда сто раз гуманней было бы перерезать клиенту горло.

Вскройся истина – за единичный доказанный эпизод как самому опасному преступнику мне уготована пожизненная капсула на глубине. Путешествие в вечность в пограничном состоянии между сном и явью.

А таких эпизодов у меня под сотню.

Так близко от моей шеи лезвие еще не пролетало. «Лариосик» – мой рабочий псевдоним. Предполагаемый клиент узнает его в день заключения контракта. Чтобы в день исполнения с моей подачи забыть. Сразу и навсегда.

Я упираюсь руками в стену, как будто пытаюсь удержать равновесие после того, как первая же мысль со скоростью магнитоплана влетает с мою башку: валить.

Валить на хрен из города. Не замкнулся свет на столице. В конце концов, Нэнс – моя вторая родина. Восстановлю связи, уйду на дно. Буду примерным мальчиком. Что вы говорите, Ларион? Понятия не имею о ком вы. С какой стати? Я не даю согласие на использование данных с моего БИЧ. Да, я знаю про подобные нюансы в Законе, но я не уверен, что у вас найдутся веские основания для выдачи санкции.

Бред. Не в смысле «валить» – бред. Всё остальное. Если Департамент по контролю за особо тяжкими правонарушениями выйдет на контакт со мной, можно не сомневаться – за вескими доказательствами остановки не будет.

Отставить Нэнс. Долго, муторно и узлов столько, что цепляй любой и вытаскивай рыбку. Большую такую рыбку за метр девяносто.

Тупую, б…, такую рыбку, которая до последнего думала, что ее сладкая задница надежно прикрыта.

Уйти на дно – в прямом смысле можно и здесь. На крайняк – принять предложение Джоханны, и в Трезубце меня встретят как родного. Или Габи из Слепого – там примут как близкого родственника. Или в Блошином татуированная Сандра… ну, тут уже как дальнего знакомого. О портах для изгоев мне думать не хотелось. Пятьдесят на пятьдесят: могли по головке погладить, а могли не только, что послать, но и проводить. До ближайшего «колодца».

Входы-выходы везде имеются. Только дальше что? Вечно мыкаться по углам, ожидая, когда тебя возьмут за жабры? То, в чем я замешан, не имеет сроков давности. А если всплывет хотя бы часть, то…

«Поработать» с дамочкой? С ювелирной аккуратностью. И молиться о том, чтобы ниточка вела к конкурентам, а не в центральный Атриум с бронебойными стенами.

Опасно – насколько вообще способно вместить слово.

Но каков Нищеброд? Столько лет слаженной работы и открытого доступа, и что? Перекупили? Шантаж?

Я почти успокоился. Направления «работы» ясны, цвет зеленый… Ну, ладно – мигающий желтый. Но не красный точно – его бы мне увидеть не позволили.

Тут еще гонка в субботу. Петруччо с его грязными играми. Вот бы кто обрадовался, если бы я не явился.

Несколько раз я вдохнул и выдохнул, разглядывая шрам на предплечье, оставшийся от недавнего спирального перелома. Я как всегда не стал его сводить. Не первый шрам, портящий мою шкуру, и не последний. «Покоцанный» – такое определение дала мне однажды Магда. Она, правда, добавила: «люблю опасных мальчиков». Но в ее «люблю» член не введешь.

…Но каков, сука, Нищеброд?

…А на кого мне еще думать?

ГЛАВА 2. ГЕРТРУДА

Кровь капала из моего носа. Густые капли со звуком отбивались от напольной плитки. Хотелось бы услышать бодрое дзинь-дзинь, но вместо этого.

Шмяк. Шмяк.

И чуть позже уже в лужу – шлеп. Шлеп-шлеп.

– Герти, б…, Герти, б…, Герти…

Персиваль гонял слова по кругу. И синхронизируя картинку, носился вокруг меня с обреченным видом свидетеля конца света. Всё повторял без умолку, аккомпанируя себе стуком дверей шкафов. Наверняка пытался достучаться до бинтов или ватных шариков. Но поскольку Перси медикаменты не видел в упор, надежды на то, что они сами отзовутся, у меня не было.

Не сходя с места, я нащупала кухонное полотенце и прижала к носу. Кровь затаилась – на пол капать перестала, зато стала впитываться в сравнительно чистую ткань. Я повозилась левее и выудила с полки баночку с седативными препаратами, на которые подсела в последнее время. На очередном забеге Перси я как шлагбаумом остановила его, впихнув в руку лекарство.

– Успокойся, – посоветовала я.