Река убиенных

– А вы пытались излагать ход своих рассуждений фюреру? – как всегда простовато и безапелляционно пробубнил Мюллер, не позволяя шефу абвера втянуть всех присутствующих в полемику. – Почему бы не попытаться переубедить его?

– Спасибо, господин Мюллер, я воспользуюсь вашим советом. Но без вашей поддержки, друзья, мне это не удастся. Во время встречи с фюрером, которая конечно же произойдет накануне русской кампании, очень важна будет ваша позиция в этом вопросе.

«Господи, да ведь он еще даже не знает, что эта самая “кампания” начнется уже следующей ночью! – открыл для себя Шелленберг. – И только сие неведенье подтолкнуло его к самоубийственной мысли собрать нас здесь и попытаться осуждать планы фюрера». Он вспомнил, как неделю назад Канарис и Мюллер сцепились по проблеме, связанной с использованием в Польской кампании, а в будущем – и во время нападения на СССР – украинских националистических лидеров Бандеры и Мельника, а следовательно, и их украинское национально-освободительное движение. Если Канарис предлагал использовать украинское движение как союзное, которое при этом имеет право на долю власти в будущей оккупированной Украине, то Мюллер категорически возражал против такого подхода. «Гестаповский Мюллер»[17]считал, что у Германии достаточно сил, чтобы решать польский, белорусский и русский вопросы без ориентации на уже существующие националистические движения и их лидеров, которые конечно же потребуют затем у фюрера права на всю полноту власти на своих этнических землях. Да к тому же будут втягивать германские вооруженные силы, и особенно силы безопасности, в свои межэтнические и политические конфликты.

Сам Шелленберг пытался держаться в стороне от этой полемики, понимая, что, как самый младший по возрасту и занимаемому положению, может оказаться в личных врагах и руководства абвера, и руководства гестапо. А не хотелось бы.

– Напрасно вы считаете, адмирал, что фюрер пребывает в стадии эйфории. Да, был период, когда он и в самом деле полагался только на расчеты генштабистов, – Гейдрих отпил немного вина и, по-наполеоновски скрестив руки на груди, воинственно осмотрел своих собеседников. – Но теперь, когда план кампании вот-вот начнет осуществляться, он пытается осмыслить всю ту глыбу проблем, которую она за собой повлечет. Сегодня утром мне позвонил Гиммлер.

– Так-так, – постучал кончиками пальцев по краю стола Мюллер. – Это уже, как говорят ваши, Шелленберг, неудавшиеся шпионы, «источник, заслуживающий доверия».

– Оставляю за собою право на ответный выпад, – желчно улыбнулся Шелленберг.

– Та встреча, на которую вы, адмирал, возлагаете столько надежд, уже произошла. Вчера. И называлась «обедом у фюрера». Не стоит скорбить по поводу того, что мы не оказались в числе приглашенных. В конце концов, каждый из нас помнит свое место. Для нас сейчас куда важнее знать, что во время обеда фюрер был задумчивым, сдержанным и предельно сосредоточенным. И не скрывал, что настроение это вызвано необходимостью выйти на берег Рубикона.

– Но он говорил что-либо по поводу того, что русскую кампанию следует перенести на более позднее время, а возможно, и на год? И что существуют данные разведслужб, в частности абвера, которые не позволяют нам относиться к этой кампании легкомысленно?

– Извините, адмирал, но в последнее время фюрер не очень-то и полагается на данные нашей разведки. Почему это произошло – тема другого разговора.

Все, кто был за столом, прекрасно понимали, что прежде всего Гейдрих имел в виду ошибки Шестого управления, то есть вверенного ему управления политической разведки Главного управления имперской безопасности. Гейдрих лично занимался делами некоторых его сотрудников, а затем приказал Мюллеру и руководителю внутренней службы безопасности РСХА Штрекебаху провести основательную проверку и даже чистку его сотрудников. На двух из них даже заведены уголовные дела. Сути положения они, конечно, не изменили, Шестое управление требовало коренной перестройки организационной и агентурной деятельности. Но заниматься этим Гейдриху придется уже в условиях войны, что изначально осложняло его задачу.