Лалл хватает ее за руку. Аж поворачивается. В ее глазах Томас замечает нечто, что пугает его, однако ему удалось снять напряжение и рассеять чары. Члены до смерти перепуганного семейства находятся на разных стадиях паники. Отец что-то кричит и размахивает руками, мать куда-то бежит, бабушка, воздев руки, благодарит богов, дочери пытаются собирать термосы и посуду. Огромное горячее пятно от пролитого чая расплывается по дхури.
— Она права, — выкрикивает Лалл, оттаскивая Аж от семейства. Теперь девушка не сопротивляется, ее тело стало тяжелым, свинцовым, как у тех, кого ему приходилось уводить с пляжных вечеринок: едва бредущие по песку любители и любительницы трансовых путешествий. — Она всегда права! Если она что-то говорит, всегда следует слушаться ее совета.
Терминал Чаттрапати Шиваджи успокаивается и вновь возвращается к своему обычному нормальному гулу.
— О чем вы, черт вас возьми, думаете? — говорит Лалл и тащит Аж к платформе номер 5, куда должен подойти шатабди Мумбаи — Варанаси, длинный серебристо-зеленый ятаган, уже мерцающий вдали среди вокзальных толп. — Что вы говорили этим людям? Из-за ваших слов могло начаться все что угодно, все что угодно...
— Они едут на встречу с сыном, а он в большой беде, — отвечает девушка слабым усталым голосом.
Томасу кажется, что она вот-вот упадет в обморок.
— Сюда, сэр, сюда! — кричат носильщики, протискиваясь сквозь толпу. — Вот к тому вагону, к тому вагону!..
Лалл дает большие чаевые, чтобы они довели Аж до ее места.
У них удобное двухместное купе, уютное, с интимным светом лампы. Наклонившись к конусу света, Томас спрашивает:
— Откуда вам все это известно?
Аж отводит глаза, смотрит на обивку сиденья. Ее лицо приобретает сероватый оттенок. Лалл вдруг с ужасом думает, что у девушки сейчас начнется новый приступ астмы.
— Я видела. Боги...
Томас бросается к ней, берет ее лицо в свои ладони и поворачивает к себе.
— Не лгите. То, что вы делаете, невозможно.
Аж прикасается к его рукам, и они сами собой отпадают от ее лица.
— Я же вам говорила. Я вижу вокруг людей нечто похожее на ореол. И сразу начинаю понимать многое: кто они, куда идут или едут, на каком поезде. Как те люди, что ехали к сыну, которому не суждено их встретить. Если бы не я, они бы ничего не знали и ждали бы, ждали, ждали на вокзале... поезда прибывают и отправляются, а он все не приходит... отец идет по его адресу и узнает, что его сын ушел утром на работу, сообщив, что пойдет на вокзал встречать родственников... Потом они идут в полицию и выясняют, что он арестован за похищение мотоцикла, и им приходится платить залог за него, и никто не знает, куда обратиться за помощью...
Лалл тяжело опускается на сиденье. Он потерпел поражение. Его гнев, его тупой североамериканский рационализм рассыпается в прах от простых слов этой девушки, произнесенных таким тусклым усталым голосом.
— А сын, их блудный сын, как его зовут?
— Санджай.
Автоматические двери захлопываются. Впереди звучит оглушительный свисток, и его звук перекрывает гул и рев вокзала.
— У вас есть фотография? Дайте ее. Ту, которую вы показывали мне у заводи.
Тихо и плавно экспресс отправляется от станции. Провожающие какое-то время пытаются угнаться за ним, чтобы в последний раз помахать рукой, попрощаться. Аж открывает палм.
— Я сказал вам неправду, — говорит Лалл.
— Я спросила вас. И вы ответили мне: «Просто какие-то другие туристы. У них, наверное, есть точно такая же фотография». Это была неправда?
Поезд, слегка покачиваясь, проносится мимо стрелки, с каждым метром набирая скорость. Вот он ныряет в туннель, освещенный сверху редкими зловещими вспышками света.
— Нет, это как раз правда. Они были туристами. Мы все были туристами... Но я знаю их, знал много лет. Мы вместе путешествовали по Индии и превосходно изучили друг друга. Их звали Жан-Ив и Анджали Трюдо. Они работали в лаборатории по исследованиям в области искусственного интеллекта в Страсбургском университете. Он француз, она индуска. Великолепные ученые. В последнем письме, которое я от них получил, сообщалось, что они собирались перебраться в Бхаратский университет, поближе к сундарбанам. По мнению супругов Трюдо, именно там находился передний край научных исследований в интересовавшей их области. Там ведь нет ни Актов Гамильтона, ни законов по лицензированию сарисинов. Кажется, они все-таки туда переехали... но Трюдо не ваши настоящие родители.
— Почему вы так уверены? — спрашивает Аж.
— По двум причинам. Во-первых, сколько вам лет? Восемнадцать? Девятнадцать? Когда я встречался с Трюдо четыре года назад, у них не было детей. Но даже не в этом дело. Анджали родилась без матки. Жан-Ив говорил мне... Она не могла иметь детей. Даже посредством искусственного оплодотворения. Ни при каких обстоятельствах она не могла быть вашей матерью.