Река Богов

Когда Лиза найдет Томаса Лалла, она должна будет показать ему содержимое своего кармана. Это блок памяти, в котором содержится вся информация о Скинии, известная на данный момент. Потом Лизе будет необходимо убедить Лалла присоединиться к работе над проектом. Томас был самым выдающимся, довольно эклектичным и наиболее влиятельным мыслителем своего времени. И притом самым большим мечтателем от науки. К его мнению в одинаковой мере прислушивались и целые правительства, и ведущие телевизионных ток-шоу. И если вообще существует кто-то, кому может прийти в голову какая-то идея или попросту присниться сон относительно того, что же все-таки такое эта странная сфера, вращающаяся в своем каменном коконе, если кто-то способен разгадать заложенный в ее существовании смысл, то таким человеком может быть только Томас Лалл.

Блок памяти может служить чем-то вроде электронного гуру. Он способен сканировать любую систему видеослежения с целью распознавания лиц. Кроме того, в том случае, если блок в течение часа не будет ощущать присутствия рядом с собой Лизы Дурнау, он распадется и превратится в грязный комок белковых схем. Инструкция гласит: будьте внимательны при принятии душа, плавании, держите его при себе даже во время сна. Единственная нить, которая может при вести к Томасу Лаллу, — это лишь недостоверные сведения трехлетней давности о том, что его видели в Керале, в южной Индии. Шанс расшифровки послания Скинии висит на волоске, на неподтвержденных сведениях, полученных от одного рюкзачника, путешествовавшего по Индии. По посольствам и консульствам всех стран мира разосланы инструкции об оказании Лизе всей необходимой помощи. Ей также вручили кредитную карточку с открытым банковским счетом. Однако Дейли Суарес-Мартин, которая в любом случае оставалась руководителем Лизы, дала понять, что ей хотелось бы получать от девушки отчеты о расходах.

Маленький объект с силой врезается в атмосферу. Гравитация рывком вдавливает Лизу еще глубже в гелевое кресло, все вокруг дергается, грохочет и трясется. Она до смерти перепугана, и рядом нет ничего, абсолютно ничего, за что она могла бы ухватиться. Девушка протягивает руку. Сэм Рейни берет ее в свою. Его рука в перчатке — большая и несколько карикатурная — остается, пожалуй, последним крошечным островком стабильности в падающей и сотрясающейся вселенной.

— Как-нибудь!.. — кричит Сэм, и голос его дрожит. — Как-нибудь!.. Когда мы!.. Приземлимся!.. Как насчет... того, чтобы пойти куда-нибудь! Пообедать!.. Где-нибудь?!.

— Да!.. Конечно!.. Где угодно!.. — вопит в ответ Лиза, а в это время несущий их аппарат, прочертив в небе длинный и яркий плазменный хвост, пролетает над широкими прериями Канзаса, направляясь к космодрому Кеннеди.

18 Лалл

У Томаса Лалла неамериканская душа. Он ненавидит автомобили и любит поезда, индийские поезда, большие, словно предназначенные для того, чтобы вместить целую страну, отправляющуюся в путешествие. Его вполне устраивают имеющиеся социокультурные противоречия — наличие демократии при сохранении определенной иерархичности: идеальная модель временного сообщества, вполне реальная и активно функционирующая, пока поезд находится в пути, и мгновенно рассеивающаяся, словно туман поутру, сразу же после прибытия на конечный пункт. Любое путешествие — паломничество, а Индия — страна-паломник. Реки, громадные магистрали, поезда — священные понятия для множества индийских народов. На протяжении тысячелетий люди бесконечным и непрерывным потоком текли по этой земле. Все здесь подобно реке — встреча, короткое совместное путешествие и — расставание.

Западное сознание восстает против подобного взгляда. Западное сознание — миропонимание автомобилиста. Свобода движения. Свобода выбора направления. Индивидуального, личного выбора, самовыражения и секса на заднем сиденье. Великое автомобильное общество. Во всей западной литературе и музыке поезд всегда был символом рока, слепо и неумолимо влекущего индивида к смерти. Поезда проносятся через двойные ворота Освенцима прямо к «душевым»... В Индии поезда никогда не воспринимались как нечто роковое и страшное. Здесь особенно не задумываются над тем, куда везет вас невидимый локомотив. Здесь главное то, что вы видите из окна, о чем беседуете с попутчиками. Смерть же не более чем громадный, многолюдный вокзал, на котором гремят нечленораздельные сообщения о прибытии новых поездов, о переходе на другие линии, о начале новых путешествий.

Поезд из Тируванантапурама мчится по широкой паутине рельсов по направлению к большой станции. Изящные шатабди летят по скоростным линиям. Длинные пригородные электрички, скуля, несутся, увешанные пассажирами, свисающими с дверей, оседлавшими ступеньки, взгромоздившимися на крышу, просовывающими руки сквозь решетки на окнах: узники мирских забот.