Рейз

— Мое… — я откашлялся, пытаясь выразить словами то, что застряло в груди.

Киса затаила дыхание, в наших переплетенных пальцах почувствовалось напряжение.

— Мое… что-то внутри меня, вот тут, — я указал на сердце. — Здесь, — обратил внимание на свой живот. — И здесь, — показал на свою голову. — Все говорит о том, что ты — моя. Что ты должна принадлежать мне. Что ты создана принадлежать мне, а я — тебе.

— И здесь, — произнесла Киса, указывая на мои глаза.

— Здесь? — переспросил я, тоже указывая на свои глаза.

Киса кивнула и улыбнулась.

— Это пятнышко синего в радужке твоего глаза, оно говорит, что мы связаны навсегда.

Мой пульс подскочил, и на этот раз я чувствовал, как кровь побежала по венам, а не была застывшей, и это вернуло меня к жизни.

— Почему, Киса? — спросил я. — Почему это происходит между нами?

Киса опустила взгляд и замолчала на какое-то время, а потом застенчиво улыбнулась и прошептала:

— Из чего бы ни были сотворены наши души…

— … его душа и моя – одно, — закончил я словами, которые вырвались из памяти, скрытые в моем подсознании. Я удивился, наблюдая за счастливым выражением лица Кисы. — Что… что это значит? Откуда я это знаю?

— Это «Грозовой перевал», книга, которую я читала тебе перед тем, как ты пропал. Это цитата, которой моя мама описывала наши отношения. Мы использовали ее, потому что она нам нравилась.

— А где твоя мама?

Киса прерывисто вздохнула, ее глаза заблестели.

— Она умерла, Лука. Она умерла, когда мне было пятнадцать.

Смерть. Она была везде.

Ни один из нас не произнес ни слова, но через некоторое время, когда стала надвигать ночь, я притянул Кису к себе.

— Киса? — позвал я.

— М-м-м? — пробормотала она сонно, уткнувшись в мою грудь.

— Завтра ночью я убью Дурова.

Киса напряглась и затаила дыхание. Она никогда не рассказывала о том, что чувствует к нему, только то, что он не может жить без нее и нуждается в ней. Но я тоже нуждался в ней, и разница между Аликом и мной была в том, что она нуждалась во мне, чтобы я был рядом, даря ей безопасность.

— Я знаю, — наконец прошептала Киса в ответ, но я заметил боль в ее голосе. Воспоминания, когда я был ребенком, неожиданно вернулись ко мне, и я резко выпрямился, отчего Киса упала на песок.

Я схватился за виски, память возвращалась так быстро, что это почти причиняло боль, которую едва удавалось выдержать…

***

— Ты убил его, Алик! — кричал я, покрытый кровью моего лучшего друга, в то время как Родион умирал на моих руках.

Алик ударил его ножом, его глаза были дикими, губы искривились в сумасшедшей улыбке.

— Нет, Лука, я не убивал его.

Я наблюдал, как Алик ударил в себя ножом где-то в области желудка и упал на пол.

— Ты сделал это! Вы спорили, подрались, а потом ты вытащил нож и убил его

— Что… какого хрена? Ты с ума сошел? — кричал я на него, но Алик уже звал на помощь.

— Он умер, — сказал Алик, глядя на меня и схватившись за живот. Из него сочилась кровь, и он указал на Родиона.

— Наследника Волкова больше нет. Я лишь сделал то, что приказал мой отец. И теперь однажды я стану Паханом. Родион был слишком слабым для этого, слишком милым. А я был рожден, чтобы стать безжалостным, чтобы убивать всех, кто встанет на моем пути.

Моя кровь превратилась в лед, когда я услышал, что он убил Родиона из-за власти. Его отец приказал ему убить, так что его сын стал следующим в очереди.

Святой Иисус!

— А я? — прошептал я ошеломленный. — Почему, твою мать, ты подставил меня?

Послышались шаги и голоса наших отцов, зовущих нас. Алик крикнул в ответ, падая на землю, но перед этим улыбнулся и сказал:

— Потому что должен быть кто-то виновным, и я хочу то, что есть у тебя.

Я покачал головой в замешательстве.

— О чем ты?