И в том видении у Кисы был брат… брат, который любил ее, и юноша был его лучшим другом. Я никогда не слышал, чтобы Киса упоминала о брате. Он не был бойцом. Я никогда не видел его в тренажерном зале.
Твою мать! Может быть, это всего-навсего чертовски запутанное видение?
Звук открывающейся входной двери заставил вскочить меня на ноги. Я накинул тренировочные шорты, отодвинул мат и тонкое одеяло, которое до сих пор пахло Кисой. Мой разум сразу же вернулся к прошлой ночи.
Киса. Моя Киса-Анна… подо мной, влажная, горящая, выкрикивающая мое имя.
Мне нравилось трахать ее, быть внутри ее тела, гладить каштановые волосы и целовать лицо. Я хотел, чтобы она полностью принадлежала мне. Раньше у меня никого не было, кто был бы так дорог мне. И я хотел ее сейчас… только ее, и запах, который сохранило это одеяло, подталкивало меня к тому, чтобы убить Дурова.
Вспоминая прошлую ночь с Кисой-Анной, объезжающей меня, у меня возникло необъяснимое чувство, которое отозвалось в животе. Это заставило меня столкнуться с чем-то, чему я прежде никогда не противостоял.
ГУЛАГ, охранники… что они делали со мной на протяжении многих лет, то, как они брали меня…
Я не знал, что это не единственный способ для траха. И я почти взял Кису таким способом. Я мог причинить ей боль. Я мог все еще ощущать ее панику.
Приблизившись к боксерской груше, я ударил кулаком по твердой потрескавшейся коже и попытался выместить мой позор, мою вину… мои гребанные сожаления. Я мог бы причинить ей боль. Мне была невыносима эта мысль. Я был настолько заведен, пытаясь выпустить ярость, что не заметил Виктора, вошедшего в дверь, пока он не встал передо мной.
А дальше все вокруг покрылось кровавой пеленой.
Схватившись за тренера, я удерживал его футболку в своих руках, а затем оттолкнул его прочь, пока его спина не ударилась о стену. В глазах Виктора отразился шок, а лицо стало пунцовым.
— Ты тоже делал это, ты, больной ублюдок? — процедил я, рыча сквозь плотно сжатые губы, чувствуя, как закипает кровь.
— Делал, что? — выдохнул Виктор.
Наклонившись к нему, я грозно спросил:
— Трахал маленьких мальчиков в ГУЛАГе. Ты тоже придавливал их и трахал?
Красный цвет лица Виктора сменился на белый, и он затряс головой в отрицании:
— Нет…
— ЛЖЕЦ! — прокричал я, поднимая его быстро вдоль стены.
— Нет… — задыхаясь, ответил Виктор, и, заметив его выпуклые глаза, я отпустил его и отступил. Когда я отошел, Виктор упал на пол и начал растирать горло.
— Рейз, я клянусь, что никогда не делала этого.… Я бы никогда не сделал этого.
Я посмотрел на него с отвращением.
— Но ты знал об этом? Знал, что они трахают маленьких мальчиков?
Виктор опустил голову.
— Да.
— И ты не сделал ничего, чтобы остановить это?
— А что я мог сделать? Мне пришлось выплачивать долг моей семьи, с тех пор как мне исполнилось десять. Сначала грузинам, теперь — русским. Мой папа был игрок и поимел нас всех. Я был низшим звеном в цепочке. У меня не было никакой власти в тех местах. И я не толпа, а пехотинец, одиночка.
Я подбежал к Виктору, наслаждаясь его громким хныканьем, а когда приблизился, то ударил кулаком по зеркалу, которое располагалось выше, разбитое стекло обрушилось на его голову.
— Да? Никакой власти? И у меня тоже, когда охранник вставлял свой член в мой зад и насиловал меня!
Я замолчал, когда эти слова вырвались из моего рта, по спине пробежала холодная дрожь. Я понятия не имел, что охранники делали что-то неправильное. Фактически, я никогда не думал, что все происходившее в ГУЛАГе было неправильным. Это была жизнь, она продолжалась день за днем. Почему я вдруг понял, что все это было неправильно? Почему что-то внутри меня подсказывало, что меня насиловали? Твою мать! В последнее время я стал слишком много чувствовать и не мог блокировать это. Я должен убить. Сражаться. Отомстить.
Моя голова пульсировала, я почувствовал, как ее пронзила острая боль, и знакомая сцена заиграла в моем сознании. Это был самый первый охранник, который встретил меня, который насиловал меня, бил и тренировал. Не то, когда он насиловал меня или избивал бейсбольной битой; это была картинка, когда он толкал меня вниз по лестнице в подвал ГУЛАГа, чтобы показать мое будущее, где в клетке сражались два мальчика и один из них вспорол живот другому.
—
Я закрыл глаза, сердце колотилось, пульс зашкаливал в попытке зацепиться за этот обрывок в моей памяти.
Мои глаза распахнулись, и я отшатнулся в шоке. Это был я.… Тот мальчик, это был я. Меня откуда-то доставили туда. Где мой дом? Я не мог вспомнить, но помнил, что меня вырубили и связали. Похоже, мы ехали несколько дней. Затем я проснулся в клетке, после чего меня сразу же приволокли в подвал.
Все поплыло в моих глазах, я почувствовал, как кто-то хлопнул меня по щеке.
— Рейз. Покончи с этим, сынок. Рейз!
Мое зрение прояснилось, когда моргнул подряд несколько раз, передо мной стоял Виктор, выражение его лица… обеспокоенное? Взволнованное?
Я хотел оттолкнуть его от себя, но все еще не мог двигаться. Я был парализован.