Я впитывал все, что говорил Виктор, фиксируя, схватывая полезную информацию. Размял суставы, покрутил шеей, настраиваясь на бой. Нервное напряжение поднималось от моих ног к животу, заставляя меня подпрыгивать на месте, подготавливая к захватывающим ощущениям от удара кулаком по плоти, к выходу на ринг и проливанию крови. Мой пульс участился, когда я представил первый удар, брызги крови противника на моей груди, треск его костей под моими ногами. Я могу победить этого зверя, убить его и разделать на кусочки, как мясо.
Виктор хлопнул меня ладонью по лицу, и мои глаза навыкате встретились с его взглядом.
— Ты — Рейз. Ты — смерть. Вперед, мать твою, Дьявол Рейз!
Прорычав сквозь зубы и напрягая свои накачанные мышцы, сфокусировался и прошел по проходу к клетке, а затем взбежал по лестнице к арене. Зверь, посланный убить меня, ходил из стороны в сторону на другой стороне клетки. Мне хватило одного взгляда на эту чертову тушу для битья, притащенную с улиц: у него нет никакой подготовки для участия в борьбе насмерть.
Все признаки его конченых намерений налицо: подергивание шеей, самодовольная ухмылка, сокращение мускулов. Его тело нуждалось в убийстве, в том приливе, который приходил вместе с остановкой какого-нибудь сердца. Но эта клетка, мать его, была местом моего доминирования, это все, что я когда-либо знал. А чего этот садистский говнюк, вероятно, убивавший кучу женщин и детей, не знал, так это то, что я отправил на тот свет кучу ублюдков и во много раз хуже, чем он.
Я убивал, потому что должен был убивать. У меня не было другого выбора. Я уже был мертв — лишенный нравственных устоев, свободы, жизни. Я был животным, обученным причинять боль без всяких угрызений совести.
Дверь клетки захлопнулась, задвижка скользнула на место, запирая нас внутри. Мое тело наполнял кровавый туман, который помогал мне побеждать противников. Монстр, таившийся глубоко внутри меня, высвободился.
Чеченский Змей обернул цепь вокруг кулака, раскачивая на конце тройной зубчатый шар.
Он улыбнулся мне, поблескивая золотыми зубами. Я прошел в свою сторону клетки, ожидая выстрела, чтобы я мог прикончить этого больного ублюдка. Через несколько минут к одной из сторон клетки подошел член Братвы. Я тем временем не спускал глаз со Змея, моей цели. Я никогда не упускаю из вида ходячего мертвеца.
Пистолет выстрелил.
Толпа разразилась криком. Змей прыгнул вперед, размахивая своей любимой цепью над головой. Как и предсказывал Виктор, чеченец демонстрировал отсутствие навыков и он спешил нанести удар первым. Я нырнул, когда зубчатый шар пролетал над моей головой. Используя его поднятую руку себе на пользу, я нанес удар правым кулаком, глубоко вонзая лезвия в почку Змея. И сразу же нанес удар левым — прокалывая лезвиями его легкие. Я наступал, не оглядываясь назад, лишь заметил, как у толпы широко пооткрывались рты и глаза из-за моей скорости. Потом я услышал самый сладкий звук из всех: больной ублюдок, которого я должен был прикончить, упал на пол. Мои удары поставили его на колени.
Повернув голову и опустив по бокам руки, как и ожидалось, я увидел своего противника, который стоя на коленях, закинул голову в попытке вновь использовать цепь. Подскочив к нему так, чтобы встать перед ним, я выдернул оружие из его руки, пнул ногой в грудь, наблюдая, как он падает на спину, кровь полилась из его ран, он захлебывался ей при дыхании. Когда Змей взглянул на меня притупленным взглядом, я взмахнул его цепью и приложился зубчатым наконечником прямо по лицу, посылая ублюдка в ад его же собственным оружием. У него больше не было лица, ничего не разобрать, даже черту.
Как только его череп был раздавлен, зрители пришли в дикий восторг, и прозвучал выстрел. Бросив цепь на окровавленный пол, я выпустил победный рев и прошелся по кругу ринга, волоча свои кастеты по металлическим прутьям, ожидая, пока не откроются двери. Но на полпути что-то заставило меня посмотреть вверх, какое-то необъяснимое притяжение. Я никогда не смотрел вверх, никогда никому не показывал глаза, кроме человека, которого собирался убить, но в этот раз, я не мог сопротивляться. Выше, над самой толпой, я заметил лицо Кисы. Ее ладони были прижаты к защитному стеклу. На лице отразилось облегчение, затем едва заметная улыбка мелькнула на губах, а ее голубые глаза наполнились слезами счастья.
Я едва мог отвести от нее взгляд. Но когда дверь клетки открылась, я выбежал, мое тело все еще переполняла агрессия, чтобы я мог оставаться на месте, слишком много ненависти к больным ублюдкам в толпе, чтобы поддаться их фальшивой гребаной лести.