Огрон покачал головой:
– Спасибо, друг, но эти твои Колючки для меня слишком колючие.
– Откуда знаешь? Ты ведь их не видел.
– Знаю, Паксус, просто знаю. Считай это даром предвиденья. Чак, а ты как? На колючее не потянуло? Куда так торопливо одеваешься?
– До захода в Лабиринт надо кое-куда успеть в городе, – ответил я.
– Времени немного, до обеда надо быть в Лабиринте, – напомнил Огрон. – Успеешь вернуться в школу?
– Так возвращаться не обязательно. Я вчера узнавал, можно своим ходом до императорского квартала добраться, а там сказать, по какому делу. Проведут вовремя, у них пропуск для меня оставят.
– Какой предусмотрительный: всё разузнал, везде успеваешь, – одобрил Огрон.
– Ага, нам так не жить, – вздохнул Паксус, покосившись в мою сторону привычно-печально.
Именно меня он не очень-то уговаривал присоединиться к «эротическому туру», давил почти исключительно на Тсаса и Огрона. После того, как я оказался в женском корпусе, а затем был выведен из него «под белы ручки», Паксус уверовал, что ему повезло повстречать божество разврата. Сознание соседа, воспалённое неуёмной похотью, твёрдо уяснило, что Чак – это тот, кем Паксус сам хочет быть. То есть – пробивной парень, перед которым ни одна девица не устоит, и он везде поспевает. И как бы я ни уверял его в обратном, ничего не получалось.
Тут сказывалось и подмеченное здесь Паксусом, и мои обмолвки о проживании в лагере степняков и прочие-прочие мелочи, из которых в сознании соседа сложился образ неотразимого и таинственного распутника высшей пробы.
Таинственного лишь в том смысле, что я не хвастался направо и налево своими многочисленными подвигами на эротическом фронте. А к подвигам этим Паксус относил любую ситуацию, где я пропадал из виду на самый смехотворный срок. Воображение живо рисовало ему картины оголтелого распутства, коему я успевал предаться, стоило лишь соседу моргнуть.
Не будь для Паксуса столичный бордель путеводной звездой, он бы все силы приложил, дабы за мной в город увязаться, дабы по пятам ходить. Очень уж ему хотелось приобщиться к чужим пошлым подвигам, даже не соображал, что такая тактика обречена на неудачу. Однако пусть и глупил во многом, при этом трезво понимал, что лучше синица в руке, чем преследование с туманными перспективами.
И это прекрасно.
Хвост мне не нужен.
Причём не только хвост в виде Паксуса. Есть ещё один вариант, и я даже не представлю, как к нему подступиться.
Ладно, для начала надо за ворота выбраться, а там, глядишь, что-нибудь прояснится.
Стражники на воротах проводили меня не самыми дружелюбными взглядами. Затаили обиду и те, через которых прорываться пришлось, и их коллеги. Ну да и пусть, я им в друзья не набивался.
Хотелось сразу за воротами остановиться и начать головой вертеть, в надежде высмотреть Бяку. Однако такое поведение стражники не пропустят, я ведь у них на особом счету. Могут счесть подозрительным, могут проявить излишний интерес, могут…
Да попробуй предугадай, во что это выльется.
Ладно, и первой пары причин более чем достаточно. И я поспешил удалиться, выбрав не самый ближайший переулок.
В ближайшем мне уже доводилось побывать.
Не понравилось.
И как же отыскать Бяку? Я в городе не ориентируюсь, а рандеву с ним назначал неделю назад. Увы, пришлось пойти на риск опасно запоздать с новой встречей ради заработка дополнительных баллов и возможностей. Полный день, выделенный для Лабиринта – слишком много для меня значит. Неважно на сколько за стену выскочишь: на минуту, или на десять часов, учитывается выход одинаково. А для меня возможность лишний раз заглянуть в Скрытый Город бесценна.
В общем, сегодня мне необходимо успеть попасть к заходу, который состоится около полудня; перед этим придётся ненадолго заскочить к Кхеллагру; и не знаю как, но очень надо найти Бяку.
Дело тут не только в беспокойстве за друга, а и в шкурном интересе. Бяка слишком много знает, да и сил в него немало вложено. Нельзя, чтобы столь ценный кадр бродил невесть где, непонятно чем занимаясь.
И почему ему в школе не сиделось? Что там такое случилось? Что заставило его сорваться?
Безответные вопросы.
С этими мыслями я свернул во второй переулок, где тут же решил главную сегодняшнюю проблему.
Чуть не врезался в Бяку.
Товарищ скрывал лицо под глубоким капюшоном, но меня дешевые меры маскировки не обманули. Притормозив, я, глядя на донельзя радостную физиономию, первым делом высказал то, о чём даже не думал заикаться:
– Хаос… Бяка, да ты повзрослел. Серьёзно выглядишь.
– Гед, ты тоже ничего.
– Тс! – я прижал палец к губам. – Я не Гед, я Чак из семьи Норрис.
– Забыл, – печально ответил Бяка и клятвенно заверил: – Теперь ни за что не забуду. Ты Чак. Чак из семьи Норрис. Прости, тогда всё так быстро завертелось. Я был напуган. Боялся не успеть спасти ценное добро, только о нём и дум…
– Бяка! – рявкнул я, перебивая. – Ты зачем раздел безликих? Мне из-за этого неприятные вопросы задавали.