– Мне кажется, что это спасение от бессмыслицы… Это, может быть, высший смысл. Закон утверждает, что любой путь приведет к познанию, любой. Я к этому добавлю совсем немного: если такому пути сопутствует красота. В противном случае это тупик. Значит, Лотос, красота всеобъемлюща! Именно она и позволяет существовать бесконечному варианту путей, неисчислимому множеству мыслей, смыслов, форм, жизней! Красота – это единое, одновременно вбирающее в себя все разумное и безрассудное, закон и его противоположность, свет и тьму, истину абсолютную, сложенную из собственной двойственности, дуализма…
Афа остановился, перевел дух и произнес:
– Большего я не знаю, Лотос…
– Этого достаточно, господин профессор. – Мужчина протянул руку. – Хотите шутку? Она должна вам понравиться…
– Да, конечно, – заранее засмеялся профессор.
– Вас подбросить до виллы?
Теперь оба рассмеялись на весь океан. Смех Лотоса был нежный и даже напоминал смех ребенка. От шума проснулась Даша. Выскочив из капсулы, она подбежала к мужчинам.
– Все в порядке? Все в порядке? – зачем-то повторила она.
– Все в порядке, – почти одновременно проговорили мужчины и засмеялись еще раз.
– Спасибо, Лотос, тут недалеко. Мы дойдем сами…
– Спокойной ночи, господин профессор и женщина. До встречи. – Мужчина возвращался в капсулу, и профессор впервые ощутил, что Лотос совсем не хотел расставаться.
– Лотос! – окликнул Афа.
Но мужчина, не оборачиваясь, взмахнул рукой, вошел в металлический пенал и исчез.
Стало чуть темнее, и только крошечные огоньки отдаленных домов выдавали существование еще одной жизни.
Профессор не решился идти в такой темноте по побережью, он обнял Дашу, и они поднялись к ближайшей улице. Фонари и окна освещали узенькую улочку желто-черной акварелью. Разросшиеся пальмы закрывали тенью часть пути, и путникам пришлось выйти на проезжую часть. Справа улица обрамлялась глухим забором, тем самым забором монастыря, куда очень давно и случайно попал Афа. В голове даже мелькнула мысль, не навестить ли мудрого Ринпоче, вот уже и калитка в заборе была приоткрыта. Профессор отпустил Дашу, молитвенно сложил руки перед своим лицом.
– Ом, – прозвучало колоколом из человека, и Афа вновь вернулся на дорогу.
Угол монастыря кончился, пересекающая улица уже вела к дому.
От ходьбы Даша согрелась, легкое бормотание сопровождало ее шаги. Профессор прислушался: мерная мелодика слов выдавала молитву. Женщина разговаривала с несуществующими субстанциями. Ни ребенка, ни Бога рядом не было. Все это жило внутри Даши. А где-то в глубине профессора звучали падающими на каменный пол каплями другие слова: «И сотворил Господь Солнце и Луну. И сказал: это хорошо». Это хорошо!
LVI
Начались виллы…
– Мистер! – кто-то окликнул профессора.
Подойдя поближе, Асури увидел у калитки своей виллы Ваджру Джапуркара, своего старого слугу. Он стоял в почтенной позе и ждал, пока Даша и Афа пройдут во дворик.
– Ты узнал меня, Ваджра? – удивился профессор.
– Нет, мистер, но больше в такой час некому идти по нашей улице. – Слуга шаркал по теплым камням. – Вы сильно изменились, мистер. Я не думаю, что вас кто-то может узнать…
Кирилл давно уже спал. На столе лежал маленький кусочек бумаги:
«Папа, завтра я улетаю. Будить не буду. До встречи. Очень тебя люблю. Кирилл»
– Тан, во сколько придет машина за Кириллом?
– В девять пятнадцать, мистер.
– Разбуди меня в девять, пожалуйста…
Афа пошел к себе, но слуга окликнул его:
– Мистер, простите меня…
Профессор поднял обе руки и улыбнулся. Ему ли не знать, что такое страх перед законом. Поцеловав Дашу, он легонько подтолкнул ее к соседним дверям:
– Там найдешь все, что тебе необходимо, Даша. Утром я вернусь из аэропорта, и мы поедем в клинику.
– Я хочу с тобой.
– Нет, моя Даша, сына я провожу самостоятельно. Спокойной ночи.
– Спасибо… Ой, и тебе спокойной ночи.
Профессор стоял перед туалетной комнатой и готовился открыть дверь. Наконец он решился – большое зеркало встретило его. Из него на Афу смотрел длинноволосый, уже почти седой бородач. Отшельник шагнул навстречу профессору и слегка наклонил голову, показав свою черную от загара шею.
Сняв порванную майку, профессор смотрел на себя и молчал. Подойдя поближе, он нагнулся к зеркалу: глаза еще не выцвели. Они, наоборот, горели, несмотря на усталость. Взяв расческу, Афа попытался расчесаться. При первой же попытке расческа застряла в волосах, и профессор отложил эту затею.
– Какой вы неухоженный, господин профессор, – одновременно проговорили отшельник и Афа. Посмотрев на себя еще немного, профессор включил душ…
LVII
В аэропортовском ресторане почти все столики были заняты. Граждане государства начинали свои будни, разлетаясь или слетаясь со всех концов мира. Образцовость Байхапура давала свои плоды: великие державы сотрудничали с ним без риска, рейтинг сводил к минимуму любые неожиданности. Усевшись за столик у самого входа, не обращая внимания на толчки входящих и выходящих посетителей, Кирилл сжал руки отца. Профессор молчал…
– Водки?