Реинкарнатор

— Понимаю? — после недолгого размышления переспросила Анна Леонидовна и призналась: — Папашка мой и в самом деле ходок великий был, помню, мать его чуть не каждый день за шашни с чужими бабами била. Но если все так, как вы говорите, то что же делать? Неужели и выхода никакого нет? Я как подумаю, что наш Мишенька неисправимым бабником и алкашом станет, мне дурно делается. Он ведь так даже маньяком может стать, я правильно понимаю, Боря?

— Маниакальные наклонности возможны, — согласился Борис Романович, радуясь в душе, что жена мэра смягчилась, вот уже и Борей называть стала, о прежних оскорблениях забыла.

— Так что же нам делать? — Анна Леонидовна смотрела на него с трепетной надеждой. — Он ведь еще ребенок!

— Знаете, — сказал реинкарнатор, — а если нам с вами пойти от обратного? Ну не станет ваш ребенок гениальным поэтом или художником, ведь есть и иные области, где ребенок может проявить себя и пользоваться в силу этого большим общественным уважением. Творческая жизнь ему генетически противопоказана. А вот если мы ему подсадим волевую натуру, крепкую, чтобы юной душе помощь в преодолении вредных привычек оказала, то мы обязательно положительных результатов добьемся. Согласны?

— Ах, я не знаю, — несколько театрально откинулась в кресле Анна Леонидовна, провокационно демонстрируя Дао-сову молочно-белое круглое колено. — Лишь бы хуже не было!

— Душа, конечно, нужна волевая, с крепкими нервами и железной самодисциплиной, — рассуждал меж тем реинкарнатор, старательно отводя взгляд в сторону. — Есть у меня такая, генерал-майора Авдохина душа, бывшего коменданта Царицынского гарнизона. Волевой был мужчина, у него все по струнке ходили, сам круглый год в проруби купался. Он поможет юной душе себя найти. Конечно, это будет не обмен, а только подселенка, но это вам даже дешевле обойдется.

Последний аргумент смягчил сердце женщины.

— Давайте, — сказала Анна Леонидовна. — Надеюсь, вы взяли ее с собой?

Конечно, Борис Романович немного лукавил. Откуда у него было взяться душе генерал-майора? Такие души сами знаете куда попадают. Тут уж ничего не поделаешь, служба у наших генералов такая. Жалеть их, конечно, можно, а вот изменить карму их никак нельзя. Но душа нужного плана у Даосова была, и была она душой прапорщика Жеребцова из Красных казарм. Прапорщик Жеребцов был личностью легендарной. Став старшиной во взводе отстающих, прапорщик Жеребцов за полгода вывел его в передовые, добившись стопроцентной успеваемости солдат в боевой и служебной подготовке. Разумеется, подобные успехи всех заинтересовали, и изучать положительный опыт Жеребцова приехал какой-то не то полковник, не то генерал из политотдела военного округа. Приехав, он расположился в кабинете начальника штаба мотострелкового полка, где служил Жеребцов, и принялся расспрашивать прапорщика о применяемой им учебно-педагогической методе. Прапорщик Жеребцов мутно оглядел проверяющего и негромко посоветовал: «Застегнись!» Проверяющий не понял и продолжал расспросы. Офицеры полка, присутствующие при беседе, побледнели. «Застегнись!» — еще тверже сказал прапорщик Жеребцов, а не то генерал, не то полковник прапорщика опять не понял. Тут уже побледнел и начальник штаба полка. Придвинувшись, он шепотом посоветовал проверяющему: «Иван Захарович, застегните пуговку на груди. Наш Жеребцов в третий раз не повторяет!»

Погиб прапорщик Жеребцов при исполнении служебных обязанностей. В части начали перестраивать боксы для военной техники, и солдаты обрушили кирпичную стену одного из боксов — по случайности — именно туда, где стоял Жеребцов, Увидев падающую на него стену, прапорщик Жеребцов приказал: «Стоять!», не сомневаясь, что приказ его будет неукоснительно выполнен. Разубедить его в том никто уже не успел.

Борис Романович Даосов резонно полагал, что душа прапорщика может помочь в становлении юного Брюсова, генералом же он его обозвал только потому, что чин прапорщика мог показаться жене мэра слишком низким для любимого ребенка.

Надо ли говорить, что подселение души прапорщика Жеребцова, уже соскучившейся по бытию, прошло без сучка и задоринки?

Глава 20

День был безоблачным, и ничто не предвещало неприятностей. Даже обычно капризничающая машина, и та завелась с полуоборота. Лама уже стоял во дворе со своим большим портфелем и молитвенной мельницей.

Борис Романович помог ему погрузить вещи.

— Поехали! — сел он в машину. По дороге Лама был улыбчив и разговорчив. Еще вечером Даосов рассказал ему о неудаче с душами Светлова и Маковецкого. Лама выслушал историю про прапорщика Жеребцова и засмеялся:

— Это ты неплохо придумал, Борис Романович! Очень неплохо! — Но объяснять ничего не стал, так и просидел до самого аэропорта, задумчиво покачивая головой.

Уже в аэропорту лама привстал на цыпочки, поманил Даосова к себе и, когда тот наклонился, заговорщицки прошептал, жарко дыша ему в ухо:

— А Ивана Николаевича ты уважь, Боренька. Обязательно уважь. Нужный он пока нашему делу человек…