Рейхов сын

Один за другим B1bis застывали на месте с опустевшими баками, а восьмидесятивосьмимиллиметровые FlaK немцев принимались расстреливать обездвиженные машины с километровой дистанции. У французов тоже подходили к концу боеприпасы, экипажи оставляли танки и, подорвав их, или пробирались в тыл, или оставались на поле боя, продолжая воевать с пистолетами в руках. Лишь к шести часам вечера пришел приказ отступать к Шастру и Бомону — пришел с офицером-связным, так как радиоантенны на всех танках были сбиты, а аккумуляторы посажены постоянным вращением электропривода башен при молчащих моторах. Те из танков, что сохранили способность двигаться, начали отползать к Ставу и Шастру, лишенные же этой возможности продолжили бой до полного исчерпания снарядов, а затем были подорваны своими же экипажами. На конец дня 15 мая 28-й батальон сохранил только 8 машин (включая танк командира батальона) из 31. Вот только с собой, в райские кущи для стальных машин, подбитые танки прихватили куда как больше подобной им немецкой техники.

Но, несмотря на то, что в некоторых местах противник, как при Орет, оказывал более чем достойное сопротивление, вермахт продолжал стремительное движение на запад. До капитуляции Франции оставалось менее месяца.

Турция, участок фронта между горой Готрак и озером Эбер.

17 мая 1940 года, 22 часа 15 минут.

— Это танк? — удивился генерал-полковник Гот, разглядывая монструозную пятибашенную конструкцию на передовых позициях.

— Да, герр генерал, — ответил сопровождавший его штандартенфюрер Ланс. Вид у эсэсовца был крайне неважнецкий: форма покрылась пылью и грязью, левая рука висела на перевязи, а бинт, намотанный прямо поверх формы, был не менее грязен, однако, несмотря на тяжелый дневной и вечерний бой, невзирая на ранение и нечеловеческую усталость, он счел своим долгом сопровождать прибывшего на передовую командующего. — Это советский Т-35, русские передали эти машины туркам в связи со вступлением в строй новых тяжелых машин КВ и БХ. Насколько я знаю, бригада, где раньше стояли на вооружении эти пятиглавые драконы, полностью переукомплектована техникой и сейчас воюет во Франции.

— Пятиглавые драконы? — усмехнулся генерал. — И что, хороши эти Zmei Goriyniytchi?

— Когда их удается заставить работать — вполне, хотя и крайне тихоходны, — ответил Ланс. — Но сделать это почти невозможно, поэтому мы используем их, в основном, как стационарные огневые точки. Те, что добрались сюда, разумеется, а не встали на вечный прикол по пути к нам.

— Так разукомплектуйте недобравшиеся на запчасти и заставьте работать те, что тут, — посоветовал Гот.

Ланс невесело засмеялся:

— Неужели вы полагаете, герр генерал, что мы не пытались?

— Полагаю, что пытались. Возникли проблемы с извлечением узлов?

— Нет, — штандартенфюрер снова невесело засмеялся. — С установкой. Советские агрегаты не унифицированы. Запчасти одних танков не подходят к другим.

— Странно, — заметил генерал-полковник. — Русским удалось дотащить их до Номон-Хана.

— Если бы я не знал, что они это сделали, я бы сказал, что это в принципе невозможно, — покачал головой Ланс.

Вообще-то командир батальона танков Т-35 Бохайский, тогда еще майор, наверняка бы согласился с штандартенфюрером. Он и сам на вопрос о том, как ему удалось добраться до Халхин-Гола своим ходом, не потеряв ни одного этого сорокапятитонного чудовища, всегда отвечал коротко и по существу: «Чудом». Чудом, которое сотворили экипажи танков, без устали и ежедневно отлаживавшие и перебиравшие капризные боевые машины, что туркам делать просто в голову не пришло.

Гот перевел взгляд на поле боя, заваленное телами в лучших традициях войн времен Наполеона I и освещенное множеством осветительных ракет, запущенных с обеих сторон, на остовы уничтоженной техникой, и вздохнул.

— Сколько там? — он движением подбородка указал Лансу направление, куда следует глядеть.

— Потери уточняются, герр генерал, — ответил штандартенфюрер. — Но, по моим прикидкам, до двух с половиной — трех полков, если брать и наших, и вражеских убитых.

— Наверняка там есть и раненые, — заметил Герман Гот.

— Тяжелые — вне всяких сомнений, — ответил Ланс.

Генерал на минуту задумался.

— Связь с вражеским командованием есть? — наконец спросил он.

Штандартенфюрер едва не поперхнулся.

— Мы прослушиваем некоторые их частоты, герр генерал, — ответил он. — Но связь… Зачем?

— Иногда с врагом надо разговаривать, а не сражаться. Соедините меня с их командиром. Известно его имя?

— Так точно, мы же брали «языков» и пленных. Колонель Фурже.

Турция, участок фронта между горой Готрак и озером Эбер.

17 мая 1940 года, 22 часа 47 минут.

Командующий франко-британскими силами на этом участке фронта, усталый и злой, слушал эфир и отказывался что-либо понимать.

— Что это может означать, господа? — спросил он у радистов.