Рейхов сын

Генерал-майор Эрвин Ойген Йоханнес Роммель устало опустил бритую голову на сомкнутые «в замок» ладони. Мозг просто взрывался от вала рапортов, предписаний, инструкций, директив и докладов, который обрушился на него с того самого момента, как Папашу Гота перевели в Турцию. Не то, чтобы недавнему командиру 7-ой танковой дивизии их раньше совсем не поступало, но все же явно не в таком объеме. Дивизионный и корпусной уровень бюрократии — это совсем не одно и то же. Конечно, опыт руководства Терезианской военной академией, старейшим военным учебным заведением в мире, ставкой фюрера и, недолгого — 7-й танковой дивизией, пока помогало справляться, но… не так, чтоб очень. Тем более, что преобразование академии в сержантскую школу это не то достижение, которым следовало бы гордиться. Товарек, может, и глупо поступил, но не посрамил честь офицера…[26] За что пострадала вся академия.

Приняв дела у нежданно-негаданно получившего генерал-полковничьи погоны Гота, Роммель оказался с головой накрыт девятым валом задач и забот, требующих немедленного, как бы еще даже вчера, решения.

Сам генерал-майор никак не мог взять в толк, с чего б это такая милость на его лысую голову? Конечно, Гитлер ему благоволил, но не до такой же степени, чтобы ставить под большой и жирный вопросительный знак успешность действий целого корпуса в грядущей операции «Гелб». Или до такой?

Факт, впрочем, оставался фактом. Прощаясь, Гот прямо заявил: «Эрвин, не обижайтесь, но, будь моя воля, корпус достался бы кому-нибудь другому. Не ваш это пока уровень. Но — это личное решение Гитлера, не мне с ним спорить». Оба генерала, не посвященные в тайну существования пришельца из будущего, не могли и представить, какими красками расписал Карл-Вильгельм Геббельс Эрвина Ойгена Йоханнеса — практически единственного генерала, про которого хоть что-то знал.

Роммель поначалу был несколько уязвлен словами Гота, но события последних нескольких дней, за которые он осунулся, похудел, а из всех желаний сохранил лишь мечту о крепком и длительном сне, уверили его в правоте генерал-полковника. Не его это уровень, ох, не его. Если бы не помощь начальника штаба, полковника Бернуча, он бы не справился.

«Вот так и начинаешь ценить генштабовских», — невесело усмехнулся Роммель и выпрямился. Работы на сегодня было еще много — он не мог себе позволить долгий отдых.

Взяв список со штатами дивизий и бригад, генерал-майор нахмурился. «Ну, и куда же мне впихнуть бронированных уродцев майора Касперского?» — подумал он и нахмурился еще сильнее. 7ТР и TKS Речи Посполитой в штаты укладываться не хотели.

Окрестности города Мерзифон (Турция).

20 марта 1940 года, 10 часов 22 минуты.

— Вот, Гейнц, это пистолет-пулемет MP.41, — произнес Бюндель, присаживаясь рядом с Кудриным.

— Угу, — кивнул Генка, зашивая прохудившийся носок прямо на ноге.

На «германизацию» своего имени он не обижался: ну привычнее людям так, чего уж теперь? Колобком не называют, в печку не ставят — уже хорошо. А пистолет-пулемет этот он уже видел, и даже в руках давали подержать. У половины егерей такой был, ну или, может быть, у трети. У остальных, кроме пулеметчиков и офицеров, были карабины Mauser 98k — эти ему тоже подержать давали, еще в самый первый день после госпиталя.

— Бери, — Курт протянул автомат Гене. — Оберфельдфебель Фишер приказал тебе выдать оружие.

Неслышно проходивший в паре метров за их спинами фон Берне замер, как был, с поднятой для шага ногой, затем медленно опустил ботинок на камень и повернул голову в сторону Кудрина/Гудериана и оберягера. Лицо герра оберлейтенанта в этот момент выражало крайнюю степень изумления. Лицо Генки — тоже.

— Мне? Оружие?!! Vsamdelischnoe?!! — парень неверящими глазами уставился на Бюнделя.

— Бери, — рассмеялся Курт и добавил, уже по-русски: — Дают — берьи, бьют — беги, так?

— Ага, — со счастливой физиономией ответил мальчик и принял пистолет-пулемет обеими руками.

Все так же молчащий фон Берне сделал пару неслышных шагов назад, огляделся и с очень нехорошим выражением лица поманил к себе Фишера, как раз закончившего разнос кого-то из егерей.

— Иголку-то из носка вынь, чучело, — хмыкнул оберягер. — Потом дозашьешь, обувайся. Сейчас обучу тебя сборке и разборке, а там и стрелять пойдем.

— Стрелять?!! — казалось, глаза парня сиять сильнее уже не могут (а где вы видали пацана, который не мечтал бы об оружии, хоть на время — не убить кого-то, а так, из неизжитого еще обществом и цивилизацией инстинкта охотника и воина?), однако, поди ж ты. Еще как могут.

— Ну, а для чего еще нужно оружие? Стрелять из него, конечно, — рассудительно ответил Бюндель.

Генка мигом воткнул иголку за отворот воротника, натянул ботинок поверх недоштопанного носка и всем своим видом изобразил готовность и желание учиться. Оберягер усмехнулся. Оберлейтенант тоже.

— А скажи-ка мне, Ролле, — фон Берне обнял Фишера за плечо и кивнул в сторону Курта и Генки, — что вот это такое есть?