Рейхов сын

Бригадир и полковник прошлись по полнопрофильным окопам, отрытым волнотерами, теперь их же и вынужденными защищать. В большинстве своем это были либо уже пожилые, с сединой и залысинами почтенные отцы семейств, либо сущие юнцы, ученики колледжей и молодые рабочие, напуганные близостью врагов.

- Ничего-ничего, молодцы. С такими солдатами как вы я бы и от целой армии Лондон отстоял. - словам Хорнблауэра, разумеется, мало кто верил, но при виде бравого боевого генерала при полном параде на сердцах у англичан становилось как-то легче, надеяться хотелось, что за таким командиром не пропадешь. - Не раскисать, рядовой, а то выражение к лицу прилипнет, на порог приличного борделя не пустят!

- А, капрал Браун! - Мак Оуэн тоже не отставал от командира. - Смотрю, старая гвардия вновь в строю! Что, вдарим бошам как тогда, на Сомме?

- Благослови вас Господь, сэр, столько они здесь не продержаться.

Посыльный с наблюдательного пункта нагнал Хорнблауэра и что-то шепнул ему на ухо. Тот кивнул, и жестом отпустил обратно.

- Приготовиться к отражению атаки! - громко приказал он, а потом, много тише, добавил. - Немцы начали выдвижение к холмам, сэр Джеймс. Сейчас начнется.

Старики подошли к брустверам с револьверами в руках. Все что могли, они сделали. Оставалось только отстреливаться.

Сэр Горацио не ошибся - минуту спустя солдаты из «Великой Германии» начали атаку. Где короткими, а где и довольно длинными перебежками преодолевали они открытые пространства, мастерски укрываясь в мельчайших складках местности, отвечая на частую но беспорядочную пальбу ополченцев редкими, но убийственно точными выстрелами, сближаясь под прикрытием огня минометов и полевых пушек для последнего рывка.

Хорнблауэр выцелил очередного солдата в фельдграу и выпустил последний патрон из своего Веблея.

- Все. - с мрачной торжественностью произнес он. - Сейчас сойдемся.

Однако на сей раз бригадир ошибся. Отправленная на захват высот рота немцев, чего сэр Горацио не заметил, в панике улепетывала назад. Миг, и земля дрогнула от дробного грохота копыт, запели рожки, и через холмы, на рысях, перемахнул вал королевских конногвардейцев. Они шли умирать - за Англию и короля. В парадной форме.

Это было прекрасное, завораживающее и внушительное зрелище - казалось, время обратилось вспять и на Землю вернулись преславные времена герцога Веллингтона. В своих черных и красных мундирах, начищенных до блеска кирассах и шлемах с разноцветными плюмажами, с обнаженными палашами, кирассиры не задерживась на перестроения ринулись вперед, стремительно переходя в галоп, не обращая внимания на, сначала редко, а затем все чаще и чаще полетевшие в их сторону пули, на падающих товарищей и кричащих от боли раненых коней.

- Это… - ахнул Хорнблауэр. - Черт возьми, это великолепно, но так не воюют!

А передовые всадники, меж тем, уже врубились в правофланговую роту солдат из «Великой Германии», смяли их, обагрив кровью врага клинки, и ринулись дальше, среди взрывов, свиста осколков и пенья пуль.

- Примкнуть штыки! - бригадир выхватил шпагу и вспрыгнул, одним движением, словно молоденький, на бруствер окопа. - Поддержим гвардию! Боже, храни Англию! В атаку! За мной!

И первым ринулся вперед.

На подступах к Иерусалиму

17 сентября 1941 г., 11 часов 45 минут

- Вот отчаянная голова. Что творит, а? - восхищенно произнес высунувшийся из люка командирского танка майор Вилко, разглядывая поле боя, где уже дымили два английских «Крестоносца» и французский R 40, в бинокль. Бинокль был отменный, цейсовский, выигранный в карты у одного из интендантов немецкого XIX-го танкокорпуса незадолго до наступления в Бельгии.