Читаем Рэйчел полностью

Но она ждала меня, стоя у изгороди; она сказала, что только что пришла. Мы пошли на угол, где была аптека, и я вынул из жилетного кармана золотой и показал ей. Рэйчел пришла в еще большее волнение, чем я сам Она посмотрела на золотой, потом подбросила его на ладони, а я рассказал ей, как я решил провести вечер. Мы услыхали, что подходит трамвай, подбежали к углу как раз вовремя и сели. Хотя переезд до центра продолжался около получаса, нам показалось, что мы ехали очень быстро.

Мы сошли недалеко от театра.

Я предлагал сперва пойти в какой-нибудь ресторан, а потом в театр. Когда мы поравнялись с аптекой, Рэйчел дотронулась до моей руки.

— Послушай, Фрэнк, — сказала она. — Мне ужасно пить хочется. Давай зайдем выпьем воды?

— Зайдем, если тебе так хочется, но, может быть, ты подождешь минутку? Тут через несколько домов ресторан, и там мы выпьем воды, пока нам будут подавать ужин. А то, если будем очень задерживаться, мы опоздаем к началу.

— Нет, я не могу, Фрэнк, — сказала она, хватая меня за руку. —  Идем, идем скорее выпить воды. Скорее!

Мы вошли в аптеку и подошли к сифону с содовой. Я попросил продавца дать стакан воды. Рэйчел стояла рядом со мной, и ее пальцы все сильнее и сильнее впивались мне в руку.

На стене, прямо против нас, висело большое зеркало. Я ясно видел наше отражение, но было в нас, особенно в Рэйчел, что-то, чего я никогда раньше не замечал. Правда, мы никогда до этого не стояли с ней перед зеркалом, и теперь я увидел то, чего не замечал целый год. Только большое зеркало могло так раскрыть красоту Рэйчел. Линии ее щек и губ были прекрасны, как всегда, и в гармоничной прелести ее щек и рук была все та же красота, перед которой я преклонялся сотни раз, но теперь я впервые увидел в этом зеркале новое скрытое очарование волнистой линии ее грудей, линии, начинавшейся от плеч и плавно спускавшейся вниз, теряясь в складках ее платья. Я порывисто повернулся к ней и взглянул на нее, и, хотя ее грудь была все так же нежна, я не мог уловить того, что видели мои глаза в зеркале: тот неуловимый изгиб, который сбегал к таинственной округлости ее груди. Я еще раз устремил взгляд в зеркало и еще раз увидел там неведомый прекрасный изгиб, отмечавший начало ее груди.

— Скорее, Фрэнк! — закричала Рэйчел, с отчаянием цепляясь за меня.— Воды, ради бога!

Я еще раз обратился к продавцу, не осмеливаясь отвести глаза от неведомой красоты, которую раскрыло мне зеркало. Никогда до того я не видел в женщине такой красоты. Какое-то таинственное сочетание света и тени открыло истинную прелесть Рэйчел. Зеркало в одно мгновение, как молния в темной комнате, открыло все очарование, которое до сих пор я не видел или не замечал... Было трудно поверить, чтобы женщина, чтобы Рэйчел могла обладать такой неведомой и, может быть, неповторимой красотой. От охватившего меня чувства у меня закружилась голова.

Она снова схватила меня за руку, разбив, как разбивают зеркало, отраженье моих мыслей. Продавец налил стакан воды и протянул ей, но она, не дожидаясь, выхватила стакан у него из рук. Он был так же удивлен, как и я. Рэйчел никогда раньше так не вела себя. Она всегда держала себя безупречно. Схватив стакан, она судорожно вцепилась в него и одним глотком выпила воду. Потом протянула стакан обратно продавцу, другой схватилась за горло и простонала: «Еще воды». Не успел он наполнить стакан, как она опять застонала, еще громче. У дверей аптеки собрался народ, и кое-кто вбежал внутрь узнать, что случилось. Все бывшие в аптеке подбежали к нам и уставились на Рэйчел.

— Что с тобой, Рэйчел? — крикнул я, хватая ее за руку, и встряхнул ее. — Рэйчел, что с тобой?

Рэйчел обернулась и взглянула на меня. Глаза у нее закатились, а губы почернели и распухли. На лицо ее было страшно смотреть. К нам подбежал провизор. Он быстро взглянул на Рэйчел и побежал вглубь аптеки. Рэйчел упала прямо на мраморный прилавок. Я схватил ее и поддерживал, не давая упасть на пол. Провизор вернулся бегом, неся стакан с какой-то молочно-белой жидкостью. Он поднес стакан к губам Рэйчел и стал насильно вливать жидкость ей в рот.

— Боюсь, что слишком поздно,— сказал он. — Будь это на десять минут раньше, ее можно было бы еще спасти.

— Слишком поздно? — переспросил я. — Как поздно? Что с ней такое?

— Отравление. Вероятно, крысиный яд. Думаю, что так, а может быть, и другой какой-нибудь.

Я не хотел верить ни тому, что мне говорили, ни тому, что я сам видел.

Противоядие не оказало на Рэйчел никакого действия. Она лежала у меня на руках, и лицо ее с каждой минутой все больше искажалось и темнело.

— Скорее! Давайте ее сюда, — сказал провизор, тряся меня за плечо. Мы подняли ее и бегом понесли в заднюю комнату. Он взял зонд и вставил ей в рот. Он хотел начать промывание, как вдруг между нами протиснулся врач и быстро осмотрел Рэйчел. Через секунду он выпрямился и отвел нас в сторону.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература