Регуляторы

Поначалу мы не понимали, что случилось: Херб удивлялся не меньше моего. Мы втроем пошли есть мороженое в “Милли” на площади. Поход этот — часть нашего обычного субботнего ритуала, если Сет ведет себя хорошо (то есть если Сет — это Сет), и он нас только радовал. А вот по возвращении, когда мы свернули на подъездную дорожку, он начал нюхать воздух, как он это иногда делает: поднимает голову и втягивает воздух, словно собака! Мне это ужасно не по нутру, да и Хербу тоже. Наверное, фермеры испытывают те же чувства, когда по радио сообщают о приближении торнадо. Я читала, что родители эпилептиков подмечают у своих детей некие признаки, указывающие на скорый припадок: яростное почесывание головы, обильное потовыделение, даже ковыряние в носу. У Сета это нюхание воздуха. Только речь идет не об эпилептическом припадке. Такой припадок я бы сочла за счастье.

Херб спросил его, в чем дело, как только увидел, что делает Сет, но ничего от него не добился, ни единого слова. С таким же результатом закончилась и моя попытка. Сет ничего не говорил, только нюхал и нюхал воздух. А как только мы вылезли из машины, он зашагал как страус, не сгибая ног. Прогулялся к песочнице, поднялся в свою комнату, спустился в подвал, и все это в зловещем молчании. Какое-то время Херб следовал за ним, спрашивая, в чем дело, потом сдался. Когда я разгружала посудомоечную машину, Херб вошел в кухню, размахивая религиозным буклетом, который сунули в ящик для молока у двери черного хода. “Аллилуйя! Да здравствует Иисус!” — воскликнул он. Херб так мил, все время пытается развеселить меня, хотя, я знаю, ему очень нелегко. Он стал таким бледным, меня пугает, что он быстро худеет. Началось это где-то в январе. Херб потерял фунтов тридцать. Когда я спрашиваю его об этом, он лишь отмахиваться.

Так или иначе, буклет — обычная баптистская галиматья. На первой странице изображение мучающегося человека. Язык высунут, по лицу струится пот, глаза закатились. Наверху надпись: “Представьте себе — тысячу лет без глотка воды!” Под картинкой другая: “Добро пожаловать в ад!” Я взглянула на последнюю страницу. Все так, баптистская церковь завета Сиона. Послание от Старейшины. “Посмотри, — говорит Херб, — это мой папашка до того, как причешется поутру”.

Я хотела рассмеяться, я знаю, Херб счастлив, когда смеюсь, но не смогла! Я чувствовала, что Сет вокруг нас, буквально ощущала его присутствие. Так случается при приближении грозы.

И тут Сет появился на кухне, хмурясь, как бывает всегда, когда происходит некое событие, которое не предусматривалось его долгосрочными планами. Только на кухню вошел не он, совсем не он. Сет — милейший, добрейший, замечательный ребенок. Но в нем живет и другая личность, проявляющаяся все чаще и чаще. Та, которая вышагивает на негнущихся ногах. Та, что нюхает воздух, как собака.

Херб вновь спросил Сета, что случилось, что у него на уме, и тут внезапно он, я про Херба, поднимает руку и хватает себя за нижнюю губу. Оттягивает ее и начинает крутить. Появляется кровь. На глазах у Херба выступают слезы, сами глаза от боли вылезают из орбит. При этом Сет, хмурясь, все смотрит на него, как бы говоря: “Я сделаю все, что захочу, и вы не сможете меня остановить”. Мы и не можем, но мне кажется, что иногда Сету это по силам.

— Перестань заставлять его это делать! — кричу я. — Перестань немедленно!

Когда тот, другой, не Сет, выходит из себя, его глаза из карих становятся черными. Такими вот глазами он смотрит на меня, и мгновенно моя рука взлетает вверх, и я бью себя по щеке. Так сильно, что начинает слезиться глаз.

— Заставь его остановиться, Сет, — говорю я. — Это несправедливо. Если что-то и не так, то мы тут ни при чем. Мы даже не знаем, что произошло.

Поначалу никакой реакции. Тот же черный взгляд. Моя рука вновь поднимается, а затем что-то в глазах Сета меняется. Ненамного, но меняется. Моя рука падает, а Сет поворачивается к раковине, к полкам над ней, на которых мы держим чашки и стаканы. А на верхней — мамин подарок, хрустальные бокалы, которые я ставлю на стол только по праздникам. Они стояли на верхней полке, пока Сет не посмотрел на них, потому что в следующее мгновение бокалы разлетелись на мелкие осколки, один за другим, словно тарелочки, по которым палят на стрельбище. Когда они разлетелись, все одиннадцать, Сет повернулся ко мне с мерзкой улыбкой, какая бывает у него, если ты скажешь или сделаешь что-то поперек, а он тебе за это отомстит. Глаза его по-прежнему черные и какие-то очень уж старые для такого юного личика.

Я заплакала. Ничего не могла с собой поделать, назвала его плохим мальчиком и велела уйти. Улыбка исчезла. Сет не любит, когда ему велят что-то делать. Я решила, что сейчас мои руки вновь начнут бить меня, но тут Херб встал между нами и сказал то же самое, уйди, мол, и успокойся, а потом возвращайся, и тогда мы попытаемся тебе помочь.