Регент

Филипп Эрланже Регент

Посвящается Рене Брюйе

Династия Бурбонов

Введение

Как многие принцы, отличавшиеся великодушием, терпимостью и миролюбием, Филипп Орлеанский, проклятый своими современниками, так и не получил у последующих поколений индульгенции.

Ему ставят в вину пороки, за которые не упрекали Франциска I или Генриха IV. Возглавляя государство, он отошел от традиций Людовика XIV, за что одни предавали его анафеме, а другие осыпали безмерной лестью, к которой он был совершенно равнодушен; биографы, столь любящие подчеркивать распутство Филиппа Орлеанского, почти всегда проходят мимо того факта, что он вынужден был продолжать политику, которую сам не выбирал.

Единственная цель этой книги — не становясь на чью-либо сторону, показать истинное лицо принца, который был предан собственной судьбой. Поэтому автору приходилось искать золотую середину между теми, кто придерживался противоположных точек зрения — ведь в любой из них есть доля истины. Мы старались объективно показать роль каждого. Не забывая при этом о роке…

Странная пара из Сен-Клу (1674–1691)

Отцеубийство (порок, которым издавна страдали Стюарты и Плантагенеты) обошло Капетингов [1]стороной — самыми заклятыми врагами королей Франции всегда были их младшие братья.

Кровь Людовика Святого [2], текущая в жилах принцев, приобретала зловещее значение и придавала внешнюю законность их бунтам, которые становились подлинным общественным бедствием. Во времена Карла VI их соперничество едва не превратило королевство в провинцию Англии; объединившись при Людовике XI, они пытались раздробить его на части. Герцог Алансонский поднял против Генриха III половину Франции, а Гастон Орлеанский загубил бы дело Ришелье, не окажись его малодушие столь же велико, как его честолюбие.

Филипп, единственный брат Людовика XIV, расплачивается за ошибки, совершенные его двоюродными дедушками. Собственная мать и кардинал Мазарини смотрят на него с ужасом, как на единственного француза, способного взорвать прекрасное здание, поднимающееся из руин, в которые была превращена страна за столетие гражданских войн. При помощи воспитания, которое разжигает пороки и затушевывает достоинства, его с младенчества стараются превратить в ничтожество. Превратив этого отважного, порывистого и очаровательного подростка в ветреного юнца, воспитатели считали, что сослужили государству хорошую службу: ничтожество принца было залогом спокойствия в королевстве.

Но пожертвовали не только им: бедной Генриетте Английской было нелегко с таким супругом. А его вторая жена, в свою очередь, находила немало поводов плакать по родной Германии.

Этот второй брак был построен на контрастах.

Месье [3]был изысканным, изящным и очаровательным: ласковый взгляд, губы, словно зовущие к любовным утехам, уравновешивали характерный бурбонский нос, придававший его лицу мужественное выражение. Мягкие волосы, красивые руки и тонкая талия заставляли дам млеть от восторга. Жена его была тяжеловесной, мужеподобной, плохо сложенной. Месье, на котором бывало порой больше украшений, чем на испанской статуе Мадонны, пользовался румянами и благоухал духами. Драгоценные камни украшали его шляпу и ножны кинжала. Все пальцы были унизаны перстнями. Когда же Мадам приходилось облачаться но какому-нибудь торжественному случаю, она надевала старый мужской парик на голову и напяливала костюм для охоты. А когда предстояли празднества, муж сам клал ей румяна и прикреплял мушки.

У Месье было триста брильянтовых украшений, сто двадцать — жемчужных, шестьдесят — с изумрудами, пятьдесят — с рубинами; Мадам предпочитала ружья и рогатины. Месье были противны все жестокие забавы, и он любил развлечения, балы, парады; Мадам находила удовольствие только в укрощении зверей. Месье предпочитал жить в Париже; Мадам чувствовала себя хорошо только в деревне. Месье был утонченным и слабым; Мадам — жестокой и властной. Месье легко лгал, разносил сплетни, строил интриги; Мадам отличалась нарочитой откровенностью. Месье был полон предрассудков; Мадам не верила ни во что.

Они относились друг к другу согласно правилам изысканного этикета и любили предаваться чревоугодию, доходящему до обжорства.

«О, я не смогу лечь с ней в постель», — прошептал в ужасе Филипп Орлеанский, увидев впервые мощные формы своей невесты.

А Елизавета-Шарлотта рыдала день и ночь, после того как покинула свою Германию.

Однако супруги остались вполне довольны медовым месяцем, вкусив «сладкой жизни», которую Людовик XIV вел в своих дворцах Сен-Жермен, Версаль и Фонтенбло.