Реформатор

…А может, тогдашняя общероссийская беспечность являлась всего лишь (одной восьмой) частью общей — мировой — беспечности?

Новый век, третье тысячелетие начались не очень хорошо.

Лихие парни в чалмах без видимых причин взорвали в срединной Азии две восьмидесятиметровые (число метров мистически совпадало с числом обещаемых этой религией перевоплощений), высеченные в скалах статуи Будды. Просвещенный мир возмутился, но как-то формально, служебно. Хотя всем было понятно, что такого рода проделки в отношении одной из основных мировых религий (пусть даже Будда — величайший миролюбец-миротворец) без ответа не останутся.

И будет этот ответ адекватен, точнее сверхадекватен, потому что отвечать будет Бог.

В Нью-Йорке неизвестные люди взорвали Empair state building, в Лондоне — Tower, а в Риме — Собор святого Петра.

В Аравии и на Ближнем Востоке начался падеж скотины, а какая скотина (внешне) оставалась здоровой, та носила в себе смертоносные микробы, превращавшие зараженного ими человека в быстро умирающего слабоумного идиота. И были эти микробы неуловимы, невидимы для самых совершенных электронных микроскопов.

Невообразимые гекатомбы застлали дымом горизонты. Начались перебои с молоком, маслом и мясом. На землю полились застывающие в воздухе апокалиптические дожди из бараньего, коровьего, свиного и лошадиного жира. Вода в реках превращалась в холодный бульон, сквозь который с трудом проталкивались рыбы. В Рейне была выловлена пятисоткилограммовая щука.

Так отозвалась человечеству «генная инженерия», посредством которой были созданы новые породы мясного скота. Однако эта же наука и объявила о спасении человечества от голода, в кратчайшие сроки выведя (для каждого континента свои) новейшие — мгновенно набирающие вес — породы несчастного скота. То были странные животные без каких бы то ни было инстинктов, то есть с «отключенным» мозгом, неопределенного (совмещенного) пола с единственным рогом, но без шерсти и на нетвердых из-за огромного веса ногах. В Европе они напоминали быков, в Америке — бизонов, на Востоке — верблюдов, а в Индии и Китае — буйволов. Их мясо было объявлено стерильным, оно рекламировалось по всему миру, но являлось ли оно таковым на самом деле, не знал никто, точнее знали очень немногие.

Те, кто делал на этом деле деньги.

Была выведена и мясная птица — что-то среднее между индюком, страусом и динозавром. Она, в отличие от мирной скотинки, обнаружила немотивированную воинственность — долбала чудовищным (генные инженеры тут сплоховали) клювом (иной раз до смерти) персонал. Да и вид у «чудо-птицы» был отвратительный — сатанинский какой-то вид, как если бы она прилетела (выползла) на землю из-под земли, то есть прямиком из ада. Свирепую, красноглазую, ее нельзя было показывать по телевизору. Объявленный было судьбоносным для человечества продовольственный (птичий) проект незаметно сошел на нет, как будто и не было никакой чудо-птицы, а была только безропотная скотинка.

Реклама в канун Великой Антиглобалистской революции сделалась «тотальной». Она занималась уже не столько товарами и услугами, сколько организацией, регламентацией, непосредственным управлением процессом человеческой жизни. Реклама в виде блоков новостей, клипов, сериалов, музыкальных и прочих программ, включая весьма интеллектуальные и интересные, адаптировала, препарировала реальные события, превращала их в заданную телевизионную версию, которая, материализовавшись на экране, становилась единственной и правильной. В данном случае версия была такова: мясо новых животных стерильно и абсолютно безопасно для человека, а если где-то в мире случаются эпидемии, то они никак не связаны с употреблением в пищу этого мяса.

Отныне на каждый удар судьбы человечество отвечало ударной же рекламной компанией, в результате которой удар представал чем угодно, точнее тем чем было нужно: досадной случайностью, спланированным заговором, а то и… достижением, благом.

Причинно-следственная связь вещей размыкалась легко, как бутафорская цепь. Человечество, таким образом, окончательно вырвалось «из-под ига Божьего Промысла», как писали тогда передовые мыслители, обрело виртуальное (в том смысле, что между жизнью и смертью господствовала новая телевизионная версия реальности) бессмертие. Жизнь конкретного человека теперь протекала внутри этой версии, но никак не внутри Божьего Промысла.

Помнится, Савва как-то заметил, что может быть это и есть тот самый третий путь, который так долго ищут социологи и политологи — ни жизнь, ни смерть, но клип!